Сергей Дмитриевский - Сталин [Предтеча национальной революции]

И вдруг ему вспомнилось. Только вчера ему шутливо передавали, что один из делегатов, кажется, Преображенский, с жаром доказывал, что ему, Ленину, суждена роль Робеспьера русской революции. Это, впрочем, говорили не в первый раз. Еще в первые месяцы «Искры» Плеханов задумчиво сказал про него Аксельроду:

— Из такого теста делаются Робеспьеры…

Ему не льстило — и не радовало его это сравнение. Он не считал его правильным. Фигура Робеспьера казалась ему слишком мрачной, слишком узкой. Таким он не мог и не хотел бы быть. Но сейчас, еще раз вглядевшись в резкий, восточный профиль шедшего рядом с ним Сталина, в его лицо, будто высеченное из камня, он подумал:

«Вот он, настоящий Робеспьер… Русско-азиатский. Именно из такого теста Робеспьеры лепятся».

Он ничего не сказал Сталину. Но ему — первый раз в его жизни — стало не по себе. Он заторопился домой.

…Вечером они опять встретились. На этот раз говорил Ленин. И внимательно при этом следил за своим собеседником. Но лицо того было непроницаемо. Он слушал внимательно. Но нельзя было сказать, одобряет он или порицает.

— Я считаю, — говорил Ленин, — что сейчас мы находимся на переломе. Ближайшие дни и месяцы должны решить — победим мы в революции или нет. Все теперь зависит от того, удастся ли нам ввести в организованные рамки народный порыв. Не удастся — царизм успеет заключить сделку с буржуазией, может быть, с нашими друзьями, меньшевиками, и кончится куцей конституцией или пародией на нее. Удастся — тогда революционная диктатура, республика — а дальше дорога к социализму. И тогда, естественно, только и начнется настоящая революция. Запомните это: мы не пойдем западноевропейскими путями развития. В учении русского народничества есть большая историческая правда. Если у нас диктатура рабочих и крестьян — мы сможем перепрыгнуть через капитализм и войти прямо в социализм. Для этого надо только иметь за себя крестьянство. А его интересы лучше понимают народники, чем мы. В крестьянском вопросе нам придется взять народническую программу… Земля — народу!

Но это будущее… А сейчас? Сейчас все зависит от руководства. Сейчас, как никогда, доказывается правильность нашей большевистской теории о необходимости властной и централизованной партии. Но… на практике мы такой партии еще не имеем. У нас слишком много в партии хлама. Слишком много болтунов, беспочвенных теоретиков, слишком мало действительно смелых, безудержно идущих вперед — на действия, на реальную борьбу — людей.

Вооруженное восстание сейчас все. И прежде всего восстание не на окраинах, но в столицах. Массы готовы на восстание. Киев, Воронеж это показали. Но мы-то, мы слишком слабы. Мы отстали от масс, не умеем их организовать. Мы душим бумажным, канцелярским подходом к делу их энтузиазм.

Вот мне недавно прислали материалы из питерского боевого комитета партии. Все эти планы их, все эти схемы — все это произвело на меня тягчайшее впечатление. В самом деле! Каждая минута дорога, а тут идут споры о функциях боевого комитета, о его правах. А дело? О бомбах говорили полгода, а до сих пор в Питере ни одной, кажется, не сделано. Знаете, что я им сказал? — Бросьте к черту все ваши схемы, планы, идите к молодежи — она вас научит действовать. Основывайте сейчас же отряды среди студентов и рабочих — по три, по десять, по тридцать человек. Пусть тотчас же они вооружаются сами, кто как может, кто револьвером, кто ножом, кто тряпкой, кто керосином для поджога. Пусть тотчас же эти отряды выбирают себе руководителей. Наплюйте, Христа ради, на все формальности, на все схемы и функции. Но начните немедленное обучение отрядов военным действиям. Пусть учатся на практике. Пусть убивают шпионов, пусть нападают на полицейские участки, взрывают их, пусть врываются в банки и берут там средства на борьбу. У кого нет еще оружия — пусть хоть бросают камнями, обливают полицейских и войска кипятком. Всему этому надо научиться в кратчайший срок — и научиться можно только на деле. Эти пробные нападения могут, конечно, выродиться в крайности, но это беда завтрашнего дня, сегодня наша беда в косности, в доктринерстве, в ученой неподвижности, в старческой боязни инициативы… Ну, начали действовать. Говорят, по крайней мере, что действуют. Но мало я верю в это. Потому что наши столичные партийцы больше любят языком трепать на собраниях, чем делать настоящее дело. В провинции, да, там понимают, что нужно. По всей России идут убийства шпиков, полицейских, взрывы, экспроприация денег. Дело там идет. Но все-таки слабо, слабо… Вот в Москве, говорят, подобрались значительные силы. И там восстание, всеобщее восстание может быть со дня на день. Я его и желаю — и боюсь. А что если другие места, если Питер, особенно, не поддержат?.. Оттянуть до весны? Возможно ли это? И не будет ли поздно?

Сталин думал:

«Верно, все верно. Не тонуть в бумагах и книгах. Хватать жизнь. Организовывать ее. Убивать, жечь, драться — действовать».

…На другой день пришли вести о начавшемся в Москве восстании. Оно было последней и решительной картой и правительства, и революции.

На первых порах революционеры имели перевес на улицах Москвы. Войска московского гарнизона стали колебаться. Пришлось послать из Петербурга надежные войска. Но не восстанет ли Петербург? — Царь волновался. Ходил по кабинету загородного дворца и шептал:

— Господи, помоги, усмири Россию!

Это были те же слова, которые он произнес, подписывая манифест о конституции два месяца назад.

…Конференция была наспех закончена. Срочно выехали в Петербург, окрыленные надеждой. Но Петербург принял их холодно. Петербург не подымался, молчал.

Поздно вечером собрались в редакции газеты «Новая Жизнь», в центре города, близ Невского. Маленькая комнатушка была полна. За столом в кресле Ленин.

— Восстание в Москве ширится, — говорит он. — Рабочие побеждают. Николаевская железная дорога бастует. Ставят военных железнодорожников, чтобы провезти в Москву войска. Но нельзя допустить посылки войск из Питера. Нужно Москву во что бы то ни стало поддержать.

Кто-то предлагает:

— Подорвать пути. Задержать этим эшелоны.

Ленин одобрительно кивает.

— Правильно. Это надо сделать. Но этого недостаточно.

— Тогда, — предлагает другой, — устроим революционную улицу. Соберем что есть вооруженного, захватим определенный квартал. Забаррикадируемся. Оттянем на себя силы.

— Глупости, — отрезает Ленин. — Это тактика отчаяния. Нас горсть. Рабочие не двигаются пока что. Оружия нет. Мы не успеем упрочиться, как нас разобьют. Посылке войск мы этим не помешаем, но подорвем всякую возможность выступления с нашей стороны в дальнейшем… Нужны войска, нужно оружие. Есть у нас связи? Сделано что-нибудь?