Артур Брайант - Эпоха рыцарства

Парламенту не подчинялись, а «Статут о рабочих и слугах» стал мертвой бумагой благодаря угрюмым вилланам, бездельничавшим в поле или отправлявшимся обозленными бандами в ближайший город, чтобы продать свой труд тем, кто больше за него заплатит. Фразы подобно «держитесь вместе!» или «закончите с пользой то, что уже началось!» переходили из графства в графство, а странствующие агитаторы подстрекали население своими проповедями. «В Англии до тех пор не настанет благоденствие, – провозгласил лишенный духовного сана захудалый священник Джон Болл, – пока все имущество не попадет в общее пользование и пока существуют вилланы и джентльмены. По какому праву те, кого мы называем лордами, стоят выше нас?» «Мы созданы по образу и подобию Божьему, – провозгласил он, – а они обращаются с нами, как со скотами».

Это было время войны и насилия; война всегда порождает насилие. Недовольство рабочих слоев своими угнетателями не ограничивалось пределами Англии. В середине века римская толпа восстала против демагога Риенцо; через десять лет в северной Франции случилась ужасная Жакерия. Где бы люди ни сгонялись вместе в большом количестве, чтобы служить своим господам, которые обеспечивали роскошь богатых, здесь всегда присутствовал дух восстания. В 1378 году угнетенные чесальщики шерсти из Флоренции восстали против купеческих олигархов города, захватили дворец Синьории и посадили там одного из своих членов в качестве гонфалоньера справедливости. Год спустя ткачи Гента и Брюгге и других фламандских текстильных городов восстали и, под руководством ван Артевельде второго, сына старого союзника Эдуарда III, все еще сопротивлялись своему графу и французскому королю.

В Англии беспорядки в основном приняли форму массовых отказов от исполнения своей услуг, особенно в местах, где лордом являлась обезличенная церковная корпорация. В 1378 году, после того как присяжные Хармсуорта в графстве Мидлсекс – собственности Норманского аббатства – проигнорировали управляющего лорда и вынесли ложный вердикт в пользу своих собратьев вилланов, которые лично отсутствовали с прошлого сенокоса, жители деревни сознательно открыли речные шлюзы, чтобы затопить все сено. Образовывались банды освободителей из бежавших крепостных, которые были пойманы и приведены обратно в свои «вилланские насесты», проводились и вооруженные собрания по ночам с целью поджечь лес лорда или поубивать его дичь. Рабочие законы также помогают объяснить страсть и горячность некоторых из этих внезапных взрывов жестокого гнева, часто по исключительно банальному поводу. Англичане не были готовы к тому, чтобы страдать от бесчестия выжиганием клейма на лбу – большой буквы «Л», что означает «Лжец», только потому, что они получали дневной заработок или требовали денег больше, чем это было указано в не отвечающем требованиям времени статуте парламента. Если вернуться к событиям, произошедшим за год до битвы при Пуатье, когда настроения против этой формы классового законодательства были особенно сильными, то тогда крестьяне из деревень вокруг Оксфорда объединились с горожанами в убийственной атаке на университет – затем это стало известным под названием День Св. Схоластика – отличившись жестокостью и злобными криками: «Рушьте, крушите, рвите быстрее, дайте им хорошего пинка!»

В начале царствования Ричарда количество таких бунтов сильно увеличилось. Их возбуждали проповеди равенства, исходящие от странствующих монахов и священников подобно Джону Боллу, которые последние двадцать лет бродяжничали по стране, проповедуя, сопротивляясь церковным властям, против богатых «собственников» церкви и государства. По словам хрониста Уолсингема, он проповедовал «то, что, как он знал, хотят услышать простые люди, ругая духовных и светских лордов, и возбуждая добрую волю простолюдинов больше, чем добродетель перед лицом Господа. Ибо он учил, что десятину не надо платить пока тот, кто отдает ее, не станет богаче, чем священник, который ее получает. Он также учил, что десятина и пожертвования не должны подноситься, если известно, что прихожанин является более достойным человеком, чем священник». Поскольку ему было запрещено проповедовать в церкви, он делал это на улицах, в деревнях и даже в поле, пока его не отлучили от церкви. Ничто, однако, не могло его остановить и, хотя он несколько раз попадал в тюрьму, как только он выбирался на свободу, он начинал снова. Он также пристрастился к написанию постоянно ходящих по стране подстрекательских писем, полных темных загадок и стихов, призывавших добродетельных бедняков готовиться к тому дню, когда они низвергнут своих угнетателей. «Джон Болл, пастор церкви Св. Марии, – начиналось одно из них, – приветствует всех людей и просит их именем святой Троицы, Отца, Сына и Святого Духа, мужественно держаться правды, и помогать правде и правда поможет вам».

Последней каплей в этой постепенно накалявшейся ситуации стал подушный налог, затребованный зимой 1380-1381 года. В результате все деревни юга Англии сфабриковали налоговые списки до такой степени, что, когда они достигли комиссионеров по сбору налога, получалось, что население страны сократилось на треть со времен последнего подушного налога. Собранная сумма находилась гораздо ниже ожидаемого уровня, и правительство впало в ярость. 16 марта 1381 года Совет обнаружил, что местные сборщики виновны в вопиющей халатности по отношению к своим обязанностям и сговоре с крестьянами, и назначил новую комиссию для тщательного изучения списков и выбивания платежей от уклонившихся.

Это решение вызвало всеобщее порицание и проклятие. Говорили о том, что это было сделано специально к личной выгоде главы ревизионной комиссии Джона Легге, барристера, и казначея сэра Роберта Хелса, которого называли «разбойник Хоб». Когда новости о дальнейшем нашествии сборщиков налогов достигли деревень, темные крестьяне предположили, что это новый налог и он будет собираться сверх того, который они уже платили. Повсюду в густонаселенных графствах юго-востока ненависть крестьян против сборщиков налогов, исчиторов, присяжных, юристов и королевских чиновников в целом, но против архиепископа и казначея в особенности, достигла своей высшей точки, и, что было достаточно непоследовательным, в эту категорию попал и Джон Гонтский, который больше не играл никакой активной роли в управлении государством и в тот момент находился в Шотландии.