Уильям Макнилл - Восхождение Запада. История человеческого сообщества

А кричащая вульгарность эпохи Хидэеси сохранилась в развивающихся городских центрах, где профессиональные артисты — гейши, кукольники, мимы театра «Кабуки», акробаты и другие угождали прихотям богатых горожан. Поэзия, проза, драматургия и живопись принимали новые формы, отражая роскошь и распущенные нравы растущих городов. Традиционные моральные нормы редко открыто отвергались, хотя искусство и литература отличались духом непочтительности, веселья, а порой явной сексуальности, плохо сочетавшихся со сдержанной благопристойностью старой аристократической Японии. Такие развлечения легко соблазняли самураев, отвлекая их от строго дисциплинированной жизни людей, чьим ремеслом было насилие.

Правительство сегуна с подозрением относилось ко всем этим новшествам и прилагало усилия к тому, чтобы с помощью соответствующих законов и цензуры ограничивать наиболее яркие проявления нового духа. Правительство поощряло неоконфуцианские взгляды, и немало известных ученых пытались — не без определенного успеха — популяризировать идеи Конфуция. Буддизм, политически выведенный из строя в войнах XVI-XVII вв., погрузился в культурную спячку, в то время как древняя религия богини солнца синто стала почвой для сплочения неортодоксальных ученых, отвергавших принятые официально неоконфуцианские доктрины. Но поскольку в синтоизме превозносилось положение императора как потомка богини солнца в ущерб власти сегуна, то такие мысли вполне могли бы вызвать официальный отпор. Они, однако, высказывались с такими учеными предосторожностями и так замысловато, что нужда в жестких преследованиях отпадала.

Таким образом, после изгнания европейцев и уничтожения христианства Япония вошла в период любопытной культурной двойственности. Официальный мир бусидо, неоконфуцианства и китаизированных стилей в искусстве столкнулся с новой, нерелигиозной, городской культурой, несдерживаемая чувственность и стихийная сила которой отчетливо противостояли официально поддерживаемой благопристойности и сдержанности. Столь явные различия не помешали хитросплетенному балансу японского общества и культуры, установившемуся при первых сегунах Токугава, сохраняться на протяжении более трех столетий.

ТИБЕТ, МОНГОЛИЯ, СРЕДНЯЯ АЗИЯ.В период, когда Япония продолжала свой независимый путь развития по соседству с континентальным Китаем, происходили также интересные и в исключительной степени неясные преобразования в тибетском и монгольском обществе. Центральным явлением стало расширение ламаистской «желтой церкви» среди практически всех монгольских племен. «Желтая церковь» возникла в XIV в. и отличалась требованием безбрачия и строгой дисциплиной монахов. В начале XVI в. «желтая церковь» подчинила себе тибетское правительство, когда ее глава -Далай-лама из Лхасы стал своего рода управляющим царского дворца и взял на себя политическую и религиозную власть в крае.

К концу XVI в. многие монгольские племена начали признавать власть «желтой церкви», а к началу XVII в. большинство их было обращено в ее веру. Китайское правительство пыталось установить дипломатическое влияние на высших пастырей этой церкви, однако точные сведения о том, насколько успешными были эти попытки, отсутствуют. Так, например, религиозная верхушка ламаистов, очевидно, приложила руку к укреплению внушительной конфедерации калмыков, которая из своего центра на реке Или противостояла самым смелым военным предприятиям китайского правительства вплоть до 1757 г., когда эпидемия оспы довершила начатое китайскими войсками и поставила точку на политическом существовании упорных кочевников. После этого Тибет отказался от существовавшей в предыдущие десятилетия двусмысленности в своих отношениях с более сильным соседом и покорился Китаю.

Какой бы ни была роль ламаизма в кочевых объединениях XVI-XVII вв., религия, как представляется, послужила для защиты степных наездников от духовного владычества их более цивилизованных соседей даже в эпоху, когда развитие военной техники лишало азиатских кочевников привычного для них значения в мировой истории [1007].

До начала XVI в. Африка к югу от Сахары была знакома с цивилизованным миром только благодаря посредничеству мусульман, поскольку изолированные христианские государства Эфиопии и Нубии были едва способны противостоять давлению мусульман на собственные границы и не могли соперничать с исламом в плане влияния на всю Африку. Ситуация изменилась, когда португальцы обогнули мыс Доброй Надежды и наладили торговлю и основали морские стоянки в удобных местах на побережье Африки. В результате народы Африки оказались зажаты между европейским и исламским миром и в отдельных случаях могли выбирать тот или иной из них. И мусульмане, и христиане активно занимались работорговлей, так что не раз их хищнические повадки сводили на нет усилия миссионеров в африканских племенах и царствах. Таким образом, язычество сохранялось, а порой и возрождалось и после официального обращения в христианство или в ислам.

Вплоть до XVIII в. проникновение европейцев в Африку носило очень поверхностный характер. В Западной Африке, где установился ислам и веками существовали мириады сменяющих друг друга местных государств и империй, европейцы просто занимали некоторые прибрежные стоянки, с которых могли заниматься работорговлей. Попав дальше на юг, португальцы открыли обширные по своей территории царства, расположенные в бассейне реки Конго или между реками Замбези и Лимпопо в Восточной Африке. Однако эти государства были сравнительно слабыми, и даже обращение их правителей в христианство привело к незначительным результатам.

Как бы то ни было, и королевство Конго, и империя Мономатапа в Восточной Африке развалились или практически утратили свое значение в течение XVII в., несмотря на поддержку португальцев (а может быть, и по ее причине).

В XVI-XVII вв. Африка претерпела два важных вида экономических перемен. Во-первых, во многих частях континента стали развиваться животноводство и кочевой образ жизни, чего там до тех пор не было либо же оно существовало в незначительных масштабах. Двигаясь через северные районы Судана, от восточной окраины Африки к Марокканскому побережью, кочевые племена расширяли свою среду обитания порой за счет оседлых сельскохозяйственных общин. Кочевники были мусульманами, хотя и откровенно примитивного уровня, но их движение означало проникновение ислама все глубже в Африку. Вдобавок к этому языческие племена народности банту перемещались со своими стадами скота на юг через восточные нагорья Африки по направлению к мысу Доброй Надежды. Их продвижение вынуждало первобытные охотничьи племена бушменов и готтентотов искать себе надежные убежища и в отличие от нашествия кочевников на севере обеспечивало заметные преимущества в техническом уровне использования окружающей среды.