Николай Костомаров - Казаки

- «За то, продолжает г. Падалица, что куролесил эконом на хуторе, а паи давал ему поблажку, справедливо ли взва- ' ливать вину на народ и закон? Не все ли это равно, что приписывать влиянию варварского права кроткое управление какого-нибудь деспота? Костомаров дополняет реестр оскорблений; он у него длиннее, чем тот, который был подан Хмельницким королю!»

Выражение взваливать вину (zwaliac wine) в том значении, в каком принимает его г. Падалица, вовсе неуместно

в истории. Я никогда не думал взваливать вины ни на кого, кроме века, известного развития понятий и стечения обстоятельств. Вопрос в том, терпел ли народ от панов и шляхты. Терпел, очевидно терпел, и даже был выведен из терпенья: а это одно показывает, что терпел много и сильно!

Но в этом невинен целый народ польский? Что значит невинен? Не участвовал? Конечно, не участвовали те, которые поставлены были в невозможность участвовать. В этом невинно польское право? Опять-таки, что значит невинно? Истекли ли из польского права эти угнетения? Конечно, истекли, потому что по праву польскому владелец имел в своем имении юрисдикцию, следовательно, право предоставляло ему широкое поле произвола. Г. Падалица лучше бы потрудился привести нам то, что следовало было для простого народа, для хлопов в их ограждение, а потом показал бы, как это исполнялось. Вот этим бы он мог вразумить нас на счет высоких достоинств своих предков. А ссылаться на право и выхвалять его без фактов — ведь это слова и более ничего! Неоднократно слышал я от многих поляков подобные намеки на. превосходные качества их права, неоднократно уверяли они, что угнетение простона-родия если и было, то не на основании польского права, И по этому поводу неоднократно перебирал с «Volumina Legum». Я усерднейше прошу г. Падалицу показать (не мне, а всем нам, русским) такие постановления, которые охраняли хлопа от произвола пана и вместе с тем показать, что всякие утеснения, будучи злоупотреблениями, могут считаться исключительными явлениями. Пока этого не сделают поляки, все их апологии будут бесплодны: мы будем против них выставлять исторические факты, а они будут отражать нас фразами! Но если бы они и доказали, что их права были превосходны и утешительны для народа, то остались неопровержимые громады частных случаев, показывающих горькое его положение, и их доказательства все-таки мало бы принесли им пользы. Положим,. что мы бы тогда не обвиняли права польские; факт от этого не перестал бы оставаться тем же, чем прежде был; так точно и в сравнении, приведеином г. Падалицею — противоречие варварских законов с правлением кроткого деспота не заслонило бы факта народного сознания о счастливом времени, проведеином под властью этого деспота.

Укор, делаемый мне г. Падалицей в том, что у меня реестр оскорблений полнее, чем у Хмельницкого, наивен. Г. Падалица не сказал своего мнения об этом реестре, cnpa-ведлив ли он или ложен; если справедлив, то я не подлежу за то укору.

Г.г. полякам патриотам очень не нравится, когда мы открываем дурные стороны в их прежней истории; им кажется, как будто бы это делается в намерении досадить живым. Вот исходный пункт этого неблаговоления к осмеливающимся заниматься русскою историею в соприкосновении с Польшею. Сознаемся с полною откровенностью, что с нашей стороны здесь есть поводы; были у нас писатели, работавшие над прошедшим с намеком на настоящее; но г.г. поляки должны же отличать от них тех, которые в прошедшем не видят ничего, кроме прошедшего. Смею уверить г. Падалицу, что ни в прежнем своем сочинении «Богдан Хмельницкий», ни в возражении г. Соловьеву я не думал и теперь не думаю о живых поляках. Едва ли справедливо, чтобы мы, по словам г. Падалицы, «будучи тесно связаны прежнею солидарностью доблестей и заблуждений, теперь должны быть связаны и солидарностью покаяния». Не в чем нам каяться перед поляками и полякам перед нами (под словом нам я разумею круг людей одних нравственных убеждений). Что делали наши предки — нам-то что до них? Можем хладнокровно и беспристрастно описывать их историю, можем даже иногда наклониться сердцем к тому или другому прошедшему явлению, по свойственной человеческой натуре невозможности сохранить полнейшую объективность воззрения, но не станем отнюдь переносить на живых то, что может относиться исключительно к мертвым. Живой о живом пусть живое и думает! -

Мертвый — мирно в гробе спи,

Жизнью пользуйся живущий!

1 июня, 1860 г.

к <<���Тарасу Бульбе>> Н. В. Гоголя

«Тарас Бульба>> считается одним из лучших произведений Гоголя. Предмет, избранный сочинителем, относится ко времени борьбы малороссийских козаков с поляками, , борьбы, начавшейся в конце XVI столетия и продолжавшейся почти все XVII столетие, с участием всего малороссийского народа.

Начало козаков произошло так. Везде и всегда были люди, не имевшие своих хозяйств, люди бездомовные, снискавшие себе пропитание поденным трудом. Таких было немало на Руси, когда она терпела частые разорения от татарских набегов. В южной Руси такие бездомовные люди ударились на рыбный промысел и стали ходить на днепровские пороги, где было большое обилие рыбы. Но ходить туда было небезопасно; вокруг по степи бродили татары, и рыболовы должны были ходить на свой промысел не иначе, как ватагами или дружинами и притом вооруженными. Для таких шатавшихся бездомовных людей усвоилось тогда название козатс, перешедшее к русским от татар. Слово козак значило вольного человека, а тот, кто не имел оседлого имущества, точно был волен, потому что в то время все подати и повинности платились с имущества.

Скоро потом из бродячих промышленных людей образовалось сословие оседлое, зажиточное и пользовавшееся льготами. Это произошло таким путем: польские короли (они же и великие князья литовские), владевшие южнорусским краем, давали в Южной Руси, по давнему принятому в Польше обычаю, в управление и пользование знатным

лицам города с уездами, которые в таком случае назывались староствами, а господа, получившие староства, назывались старостами. Видя необходимость защититься от татарских набегов, старосты раздавали козакам землю с обязанностью воевать, в случае надобности, против татар. Состояние козаков, не плативших никаких податей и не знавших никаких повинностей, было заманчиво и побуждало многих охотников поступать в козаки. Но малороссийский народ находился под властью панов, т. е. дворян, и переход панских подданных в козачество был убыточен для ' владельцев; от этого они всеми силами старались не допустить большого числа козаков. Козаки были разделены на полки, изъяты из-под власти старост и подчинены особому гетману или старшому, который выбирался ими и утверждался польским королем. Чтобы не допускать в число козаков лишних людей, время от времени производились реестры, то есть списки козакам; из них исключались поступавшие самовольно и возвращались их прежним владельцам.