Варвара Головина - Мемуары

Как только я въехала во Францию, желание видеть г-жу де Тарант стало чувствоваться живее. Мы ехали теперь гораздо скорее. Езда на почтовых во Франции превосходна, почтари услужливы и аккуратны. Я находила гостиницы превосходными: хорошие обеды, хорошие вина, проворные слуги, добрые и веселые люди. Только в Нанси или в Мо я заметила проявление революционного духа. Прогуливаясь в одном из этих городов, пока меняли лошадей, я встретила двух или трех молодых людей, которые закричали мне:

— Ай, ай, теперь больше не носят шлейфов, потому что больше не существует пажей, чтобы носить их!

— Вы ошибаетесь, господа, я не француженка, я — русская; мы не проливали кровь своих монархов.

Они замолчали и поспешили удалиться.

Мы подъехали к заставе Парижа в два часа ночи. В то время как осматривали наш паспорт; я услыхала прелестную музыку: на лужайке танцевали контрданс. Я попросила у моей матери позволения пересесть в карету мужа, а на мое место посадить старшую дочь. Мою душу осаждала толпа различных чувств. Сердце радостно билось при мысли, что я увижу г-жу де Тарант, и от волнения перед этим великим городом.

Ворота Сен-Мартен всколыхнули много мыслей и воспоминаний в моей душе. Я вспомнила все то, что слышала от моего дяди, который провел столько лет в этом огромном городе. Идея революции, шум, крики, грохот телег, бубенчики лошадей, бродячие музыканты, эта масса народа, который не идет, а бежит, стремится, крики разносчиков и совокупность тысячи вещей, очень незначительных в отдельности, произвели на меня совершенно особенное впечатление.

Только там действительно видишь суету и волнение мира. Мы проехали через-мост Рояль в Сен-Жерменское предместье, особый квартал, где находятся старинные дома дворянских семейств. Въехали на улицу дю-Бак, не зная, куда направиться. Какая-то добрая женщина указала нам дом Кассини на улице де Бабилон. Мы постучались в большие ворота под домом, они открылись, и мы увидали красивый квадратный двор, украшенный шпалерами винограда. Мы увидели освещенное помещение. Камердинер и два лакея вышли нам навстречу с фонарями. Муж с детьми и с моей матерью направились в дом. Я осталась на дворе, ожидая г-жу де Тарант, находившуюся в двух шагах у г-жи де Люксембург. Ее пошли известить.

Это было 3 октября. Была темная и теплая ночь. Ворота открылись, г-жа де Тарант поспешно вошла, и мы бросились в объятия друг друга.

— Что вы делаете здесь? — спросила она.

— Дожидаюсь вас, — отвечала я, — чтобы вы сами показали мне, как позаботилась о нас ваша дружба. Я буду наслаждаться вдвойне.

Ужин был сервирован с изящной простотой. Помещение матери было в нижнем этаже, и она казалась довольной. Мое помещение, а также мужа и детей было на антресолях, очень красиво устроенное. Мы были очень довольны, что всем обязаны нашему превосходному другу. Только она одна не находила все достаточно удобным.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ 1802

На другой день я увидала наш красивый маленький сад. Потом г-жа де Тарант поспешила познакомить меня со своими родными. Герцогиня д'Юзес, ее сестра, была в Париже вместе со своим мужем, которого я видела еще в Петербурге, когда он приезжал туда, провожая г-жу де Тарант из Лондона. Герцогиня де Шатильон находилась в замке Видевиль в восьми лье от Парижа. Она приехала через день вместе со своей внучкой, м-ль д'Юзес. Я поехала ей навстречу до Версаля. Она дружески приняла меня и подарила мне букет цветов из ее сада.

Через два дня граф де Караман, друг моего дяди, сделал нам визит и привел с собой трех дочерей: виконтессу де Сурш, виконтессу де Водрейль, графиню де Барши и свою внучку м-ль де ла Фарра. Мы быстро познакомились, и через час мы чувствовали себя так же легко, как если бы мы были знакомы всю жизнь. Г-жа де Сурш обратила на это мое внимание.

— Очень просто, — отвечала я, — мне недоставало только соприкосновения с вами.

Г-жа де Тарант привела меня в отель де Шаро. В это время там жили только графиня де Сент-Альде-гонде и графиня де Беарн. Маркиза де Турцель, их мать и их сестра, герцогиня де Шаро находились в деревне. Г-жа де Сент-Альдегонде приняла меня с простотой и естественностью, быстро разрушающей чувство неловкости при первом знакомстве. Но г-жа де Беарн во все время визита сохранила холодную вежливость с оттенком наблюдательности. Я редко встречала лиц, более интересных и добродетельных.

Г-жа де Шатильон и г-жа де Тарант отвезли меня к г-же де Клермон, к принцессе де Тэнгри и к графине де Люксембург, жившей в одном доме со своей сестрой, графиней де Монморанси-Танкарвиль. Мы были также у герцогини де Жевр, последней из рода Дюге-склен, у герцогини де Бетюн, тетки по отцу г-жи де Тарант, там жила ее внучка Евгения де Монморанеи.

Герцогиня де Бетюн приняла меня в своей малиновой спальне. Она сидела в большом кресле. Рядом с ней была шифоньерка, а на коленях у нее мопс.

Я познакомилась также с графиней де Шуазель и с графиней де Серан, ее сестрой. Число моих знакомых с каждым днем увеличивалось. Везде с интересом принимали подругу г-жи де Тарант. Г-жа де Турцель возвратилась из имения с остальным семейством. Герцогиня де Шаро тотчас же приехала ко мне и очень предупредительно пригласила меня к ней в пятницу, день, в который принимала ее мать.

Эта интересная и почтенная семья собралась в одном доме. Я была там с г-жой де Тарант и видела много дам прошлого режима, между прочими герцогиню де Дюрас, принцессу де Шиме, ее подругу в течение сорока лет, и принцессу де Леон, belle-soeur г-жи де Танкарвиль.

В это время Бонапарт был первым консулом, и у него был двор в Тюэльри. Общество, в котором я вращалась, было ярким контрастом с тем, которое можно было встретить за мостами. Это была квинтэссенция старинного дворянства, сохранившего свои убеждения и пострадавшего от революции. Душа и сердце отдыхали среди этого редкого общества; ум наслаждался тем, что его окружало; тон, прелесть и, в особенности, принципы привлекали, очаровывали и заставляли испытывать наслаждение верности вместе с самой естественной любезностью.

Со мной обращались, как с сестрой, в отеле де Шаро и уде Караман. Друзья той и другой семьи осыпали меня любезностями. Мое самолюбие могло бы быть польщено, если бы у меня было время об этом подумать. Но моя душа была слишком глубоко тронута, чтобы я могла думать о себе.

Граф Марков

1)

, наш посланник в Париже, заявился ко мне, чтобы спросить, какого шестнадцатого» я желаю представиться первому консулу.

— Вы меня удивляете, — отвечала я. — Неужели вы думаете, что я отправлюсь ко двору этого короля Пето? Я приехала сюда вовсе не для того, чтобы унижаться.

— Да, но если вы не будете представлены, это будет очень заметно. Все ваши соотечественники были представлены; англичане, поляки, немцы — все представляются при приезде.