Ричард Фрай - Наследие Ирана

Сасанидское искусство по праву характеризуют как вершину тысячелетнего развития искусства Ирана. В позднесасанидском искусстве можно видеть греческие и римские элементы, древневосточные архаичные мотивы и чисто иранские темы, например сцены инвеституры царя, сидящего на коне. Непродолжительное оживление греческого влияния при Шапуре I вряд ли нарушило преемственность развития иранского искусства — от парфянской эпохи и Ардашира до Хосрова. Резьба по штуку и алебастру в сасанидском искусстве, как и в позднегандхарском, достигла очень высокой выразительности. Широкое распространение монограмм, символов и сложных узоров характерно для позднесасанидского искусства, как и для раннемусульманского (рис. 113—117). В раннесасавидском искусстве можно заметить стремление к реалистичности изображения, тогда как в самом конце сасанидской эпохи побеждают стилизация и геометрическая изобразительность. Антропоморфные изображения Ахура Мазды, являвшиеся, возможно, пережитком «мессианского этапа» в религиях Ближнего Востока, не встречаются в искусстве последнего периода сасанидской державы. Древние мотивы — сцены охоты, инвеституры царя или битвы всадников — представлены на скальных рельефах и на замечательных серебряных блюдах, причем черты сасанидского искусства в них легко распознаются и не могут быть спутаны ни с чем другим. Этот сасанидский стереотип в искусстве можно считать еще одним свидетельством «замораживания» культуры и общества. Дошедшие до нас памятники архитектуры, скульптуры, торевтики, гончарного и шелкоткацкого ремесла сасанидской эпохи — убедительные доказательства величия и богатства иранской культуры.

Сасанидская держава в конце правления Хосрова казалась сильнее, чем когда-либо, но, несмотря на изменения и реформы, этот век был не только временем нововведений. Скорее, этот период может быть охарактеризован как время подведения итогов, собирания и письменной фиксации — прошлое становилось важным оправданием для действий государства и церкви. Это прошлое, возрождавшееся в эпических сказаниях, традициях и обычаях, было, однако, героическим прошлым знатных родов и княжеских дружин, но не централизованного бюрократического государства, которое стремился создать Хосров. Не напоминали ли его преемники Дон Кихота, когда они заботились о традициях прошлого в то время, как народ был готов уже принять новое пророчество Мухаммада? Знатные роды сохраняли героические традиции Ирана; эти традиции пережили атаки ислама, когда сасанидская держава оказалась повергнутой. Местный сепаратизм и неистовый индивидуализм были и несчастьем, и славой Ирана на протяжении всей его истории. Пройдя через победы и поражения, культура и весь уклад жизни сплотили население страны больше, чем политические институты или даже религия, хотя и они тоже оказались включенными в наследие Персии.

Notes:

Заслуживает внимания толкование прозвища gor не как «онагр», а как результат искажения слова gul<.qula—vula — центральноазиатского титула «царь», см.: О. Hansen, Tocharische-iranische Beziehungen,— ZDMG, Bd 94, 308 1940, стр. 162.

Мне кажется, что слово hurt, независимо от его происхождения, очень рано стало собирательным обозначением свирепого или страшного для соседей народа. В словаре Асади Туси «Лугат-и Фуре» (изд. ‘Аббаса Икбаля, Тегеран, 1941, стр. 367) слово hun, которое может быть тем же самым этническим наименованием, объясняется как «враг». О названии hun см. работы О. Менчен-Хелфена, авторитетного исследователя истории гуннов, в том числе: О. Маепсhеn-Hе1fеn, Huns and Hsiung-nu,— «Byzantion», t. XVII,. 1944, стр. 222—243; Pseudo Huns,—CAJ, vol. I, 1955, стр. 101, а также: W. Samolln, Hsiung-nu, Hun, Turk,—CAJ, vol. Ill, 1957, стр. 143—150;F. Altheim, Geschicnte der Hunnen, Bd I—V, Berlin, 1959—1963. Об этимологии названия см.: О. Pritsak, Xun,— CAJ, vol. V, 1959, стр. 27—35.

[См., однако: R. G 5 Ы, Dokumente zur Geschichte der iranischen Hunnen in Baktrien und Indien, Bd I—IV, Wiesbaden, 1967; H. H u m b a с h, Baktrische Sprachdenkmaler, Teil I, Wiesbaden, 1966, особенно стр. 28—31 и 54—57.]

См.: М. F. С. Martin, Coins of Kidara and the Little Kushans,— JRASB, vol. Ill, 1937, pt 2 (Numismatic Supplement, № 47), cip. 23—50; A. D. H. Вivar, The Kushano-Sassanian coin series,— JNSI, vol. XVIII, 1956, стр. 13—36, где можно найти ссылки на более ранние работы. [См., однако, также: В. Г. Луконин, Кушано-сасанидские монеты,— ЭВ, вып. XVIII, 1967, стр. 16—33; R. Gobi, Dokumente, Bd I, стр. 15—37; Bd II, 310 стр. 315 и сл.]

Попытку предварительной классификации хионитских монет можно найти в работе: R. Gobi, Neue Zuteilungen zur Munzpragung der Chioniten,— «Palaeologia», vol. IV, Osaka, 1955, стр. 274—279. Эфталитские монеты изучал Р. Гиршман (R. Ghirshman, Les Chionites-Hephthalites, Le Caire, 1948 (MDAFA, t. XIII), однако я не могу принять многие его выводы. В VII (?) в. в районе современных Кухистана — Кабула — Газни правил некий царь (MLK!) Napki. Этот правитель известен по многочисленным чеканам, однако ряд вопросов остается неясным, в том числе и форма его имени на монетах — мне кажется более чем сомнительным чтение Napki, хотя я не могу пока предложить другое. Следует надеяться, что новые находки монет и новые исследования изменят наши нынешние представления об этом периоде. |[См.: R. Gobi, Dokumente, Bd I—IV; H. Humbach, Baktrische Sprachdenkmaler, Theil I. Вместо Napki теперь предложено чтение Nspk, см.; Gobi, Dokumente, Bd I, стр. 134 и сл.; Bd II, стр. 71—89.]

См.: К- Enoki. On the nationality of the Hephthalites,— «Memoirs of the Research Department of the Toyo Bunko», Tokyo, 1959, № 18, стр. 1—58,. где приведены данные источников и рассмотрены другие гипотезы. Я не могу согласиться с выводами К. Эноки о том, что родиной эфталитов был Бадахшан. Название «эфталит» и Ахшундар, имя эфталитского даря, могут быть разъяснены как иранские; вряд ли заслуживает доверия тюркская этимология имени Ахшундар, приведенная у Махмуда Кашгарского (I, 106, 3): axsung ег. Имя другого эфталитского царя, Варз, следует, видимо, читать как Вараз, поскольку такое имя в период арабского завоевания часто встречается у эфталитских князьков, владения которых примыкали к границам сасанидского Ирана в областях Мерва и Мерверуда. Можно вспомнить и сасанндский феодальный род Варазов, имя которого византийские авторы нередко принимали за титул. Проблемы истории тюркских племен и народов, таких, как авары, хазары и другие, выходят за рамки этой книги.

Я следую, в основном, выводам, сделанным в работах; А. Сhгistепsеn, L’Iran, стр. 363—440; F. Аlfhеim, Ein asiatischer Staat, стр. 129—255; ср. также: F. Altheim, Geschiclite der Himnen, Bd II, стр. 182—191 (приведена библиография).

Общий очерк его царствования см.: A. Christensen, L’Iran, стр. 363—440. О пограничных укреплениях см.: Н. S. Nyberg, Die sassanidische Westgrenze; J. H. Kramers, The military colonization of the Caucasus and Armenia under the Sassanids,— BSOAS, vol. VIII, 1936, стр. 613—618.

Такие имена, как Кавад, Джамасп, Кавус и Хосров, отмечены Т. Нёльдеке в его переводе Табари (Geschichte der Perser, стр. 147).

Титул kay получил распространение и за пределами державы Сасанидов, о чем свидетельствуют, согласно В. Б. Хеннингу (W. В. Henning, Mitteliranisch, стр. 27, 53), монеты из Средней Азии.

S. Wikandеr, Feuerpriester, стр. 151—152.

С. A. Nallino, Tracce di opere greche giunte agli Arabi per trafila Pehlevica,— «А Volume of Oriental Studies presented to E. G. Browne», Cambridge, 1922, стр. 345—363. В «Фихристе» ан-Надима есть перечень пехлевийских книг, которые были переведены на арабский язык.