Ричард Фрай - Наследие Ирана

Н. Humbach, Die Qathas des Zarathustra, Bd I, Heidelberg, 1959, стр. 74.

Персы — народ с эпической традицией, которая, несомненно, имеет большую древность. Много проблем встает в связи с попытками возвести корни сказаний новоперсидской «Шах-наме», «Книги царей», ко временам парфян, Ахеменидов или арийцев, а проследить изменения и выделить слои, отложившиеся в течение столетий, чрезвычайно трудно или попросту невозможно. Можно, однако, сделать некоторые общие заключения, которые помогут уяснить роль и значение эпоса в доисламском Иране.

Мифология тесно связана с зарождением эпической литературы, ибо сфера первой — действия богов, а второй — героические свершения людей. Подобно тому как позднейшие барды сплетали в единый эпос сказания разных времен, мало обращая внимания на хронологию, так и древние жрецы пели гимны богам, и они же, или их младшие коллеги, слагали о богах легенды. Подобно тому как в японской мифологии потомки богини солнца спустились на землю и стали править ею, в Египте и в других странах правителям приписывалось божественное происхождение. Можно предполагать, что арийцы до их расселения имели мифы, но не знали еще эпоса. Новые контакты, возникшие после разделения индийцев и иранцев, у первых — с народами субконтинента, у вторых — с народами Западного Ирана и Месопотамии, должны были существенно изменить взгляды вчерашних арийцев, оказавшихся теперь в более оседлом, более безопасном окружении. Новая ситуация, вызвавшая изменения в мировоззрении пришельцев, «приземлившая» его и усилившая в нем элементы прагматизма, не способствовала развитию эпоса, который обычно связан с героической жизнью. Но в одной области, на территории родины арийцев, условия продолжали оставаться благоприятными для развития эпической традиции. Я полагаю, что в Восточном Иране и в Средней Азии сложилась более подходящая ситуация для расцвета эпоса, чем в любой другой области, занятой иранцами. Почти несомненно, что древние иранцы, где бы они ни расселялись, всюду имели общую мифологию, ибо у них даже были бщие с индийцами мифы и имена мифических героев (такие, как иран. Yima и инд. Yama, первый земной царь или царь мертвых; иран. Нraetaona, инд. Traitand, и др.). Весьма возможно, как доказывают некоторые исследователи, что общеиндоевропейская эсхатология породила сходные сказочные сюжеты и темы в позднейшем устном творчестве на языках дочерних народов, однако немногие из этих языков имеют эпическую традицию. Одним из них является персидский, а «Шах-наме» остается популярной и сегодня. Зарождение эпической традиции в Иране совпадает по времени с выступлением пророка Зороастра, событием, которое, несомненно, оказало влияние на дальнейшие судьбы эпоса. Если бы не было Зороастра, эпос мог бы развиваться так же, как в Индии или у германских народов, или он мог бы умереть в период правления в Иране греков или, позднее, арабов. Если бы Зороастр появился во времена Христа и был бы столь же настойчив, он мог бы уничтожить старую мифологию и эпос вместе с ней. Но все это «если», и можно полагать, что Зороастр появился как раз вовремя и в нужном месте, и это почти обеспечило его включение в развивающийся эпос. Ибо иранский эпос, отраженный в «Шах-наме» и в остальных вариантах эпических циклов, находится, по меньшей мере, в соответствии с зороастрийской религией или же, что наиболее вероятно, подвергся эффективной «зороастризации».

Многое уже написано о районах происхождения локальных эпических традиций или о различных мотивах в общеиранской традиции эпоса. Исследования привели к выводу о том, что в иранском эпосе можно проследить наличие двух традиций, однако имеются некоторые расхождения в классификации или наименовании этих традиций. Один из исследователей назвал их мифической традицией и традицией восточноиранских правителей, или соответственно «религиозной» и «национальной» традициями 1. Другой говорит о традициях «зороастрийского» и «кочевого» эпоса 2. Главная проблема, по моему мнению, заключается в разных путях исторического развития эпоса в Восточном и в Западном Иране и его разрастании в результате наслоений местных эпических циклов. Я выдвигал уже ранее тезис, согласно которому все иранцы имели общую мифологию, но не единый эпос — по крайней мере, до тех пор, пока власть парфян с востока не распространилась на весь Иран. У нас нет данных, свидетельствующих о том, что сказания о восточныхправителях, kavi, распевались или декламировались в Западном Иране при Ахеменидах. По-видимому, существовали местные «эпосы» о предках правителей той или иной области; но включение Зороастра в один из таких эпических циклов, повествующих о kavi Восточного Ирана, способствовало, вероятно, тому, что именно этот цикл в дальнейшем стал основой для старейших частей эпоса на всей территории Ирана. Сказания о восточных kavi могли быть более волнующими, более героическими, чем все другие локальные эпические циклы, и это обусловило их популярность — для эпоса прежде всего важны подвиги героев, религия в нем на втором плане.

Есть основания считать, что иранский эпос представлял в основном восточный цикл сказаний, «легендарную» древнюю историю Восточного Ирана с пророком Зороастром, включенным как часть этой истории. В Западном Иране могли существовать предания, подобные тем, которые были в восточных областях в период Ахеменидов, такие, как сказание о любви Зариадра и Одатиды, сохраненное в изложении грека Хареса Митиленского; однако это ни в коей мере не доказывает заимствования эпических мотивов западом с востока. Вообще говоря, за исключением тех случаев, когда имена собственные эпических героев ясно говорят о заимствовании, возможность общего наследия или параллельного развития эпических сюжетов должна учитываться в полной мере. Недавно одним исследователем было убедительно показано, что цикл сказаний о Каянидах вообще не был известен во многих областях Ирана до тех пор, пока Аршакиды не распространили эти сказания, а Сасаниды собрали их и записали 3. Разумеется, очень трудно проследить во времени изменения в содержании сказаний и учесть влияние на них источников; так, гипотезы А. Кристенсена, старающегося привязать сеистанский цикл сказаний о Рустаме к феодальным владетелям из рода Сурена, а сказания о Годарзе к роду Карена и отнести возникновение этих циклов к парфянскому времени, весьма соблазнительны, но не могут считаться доказанными 4. В любом случае, однако, можно утверждать, что восточноиранский цикл героических сказаний о Каянидах является основным источником для более позднего эпоса всего Ирана. Поскольку Зороастр был связан с кругом Каянидов, зороастрийские лидеры восприняли этот цикл как часть своего фольклора или древней истории. Выделение первоначальных религиозных эпических циклов и циклов «национальных», или светских, имеет некоторые основания, однако позднее эти циклы так переплелись между собой, что в наши дни один из деятелей зороастрийской церкви охарактеризовал «Шах-наме» как гражданскую и одновременно религиозную историю зороастризма. Конечно, не только жрецы поддерживали эпическую традицию. Иранские барды и менестрели развлекали правителей и знать, исполняя эпические сказания и сохраняя их на протяжении веков. Для исследователя истории литературного процесса религия играет незначительную роль в эпосе; для историка религии, напротив, сказки кажутся маловажными. О том, что эпос существовал и вне сферы распространения зороастризма, свидетельствует самостоятельный скифский цикл, представленный в современной его форме сказаниями иранцев осетин на Северном Кавказе. Предки осетин не были, очевидно, затронуты зороастризмом 5, об этом можно судить по осетинской культовой терминологии, в которой, в частности, в отличие от других иранских языков отсутствует слово, соответствующее древнеиранскому daiva- «дэв, демон, злой дух». Осетинские сказания о Нартах должны рассматриваться как эпос; существовали, несомненно, и другие, не дошедшие до нас циклы, свободные от влияния зороастризма. Нам придется еще вернуться к проблемам иранского эпоса ниже, в связи с Парфией и Сасанидами, однако уже сейчас следует выяснить, какие исторические данные мы в состоянии извлечь из сказаний о Каянидах и других героях древнего Ирана.