Ричард Фрай - Наследие Ирана

Последние годы царствования Артаксеркса III протекали в обстановке сложной борьбы Филиппа Македонского, Афин и персов. Исторические события, быть может, развернулись бы иначе, если бы Артаксеркс не был отравлен в то самое время (около 338 г. до н. э.), когда Филиппу после победы над греками в битве при Херонее удалось объединить вокруг себя всю Грецию. Угроза единой Греции стала реальностью, а это означало неминуемую гибель ахеменидской империи. Армия Ахеменидов и прежде не могла противостоять прекрасно обученным греческим солдатам, теперь же сила греческого оружия оказалась помноженной на доблесть еще более воинственных македонцев.

Убийцей Артаксеркса был способный, но неразборчивый в Средствах евнух по имени Багой, который не мог, однако, сам занять престол. В результате после почти полного истребления членов царской семьи Багой передал трон представителю одной из боковых линий ахеменидского дома, известному под именем Дарий III Кодоманн. Последний сумел взять в свои руки бразды правления и даже вновь завоевал Египет, но оказался не в силах предотвратить распад империи. Александру, заслуженно именуемому Великим, было суждено завоевать ахеменидскую державу, и он сделал это очень скоро.

Если попытаться охарактеризовать достижения ахеменидского Ирана, то, несомненно, одним из наиболее значительных, доставшихся в наследство Александру и римлянам, была концепция «единого мира», слияние народов и культур в одной ойкумене. Ахеменидский монарх считал себя царем царей, поставленным над многими народами и их правителями. Утверждение концепции об «едином мире» империи шло рука об руку с процессом смешения и синкретизации. Представители племен и народов, обитавших в разных концах державы, встретились в «едином мире персов», что не могло не привести к взаимообменам культурными ценностями. Не следует преувеличивать возможности общения в пределах империи: путешествия по стране были делом опасным и предпринимались далеко не часто. Однако упоминание хорезмийца в составе гарнизона в Верхнем Египте свидетельствует о связях, существовавших между самыми отдаленными друг от друга областями державы 2.

Объективной оценке ахеменидской империи и ее достижений в известной мере мешает блеск Греции. Но не судим ли мы неверно о Востоке в древности, как и в наши дни, утверждая, что Восток отставал в своем развитии от Греции и что он и сейчас остается отсталым? Не будет ли более правильным задуматься над тем, почему греки достигли такого уровня развития, или почему Возрождение и промышленная революция сделали Запад тем, чем он является сейчас? Быть может, мы должны найти объяснение, почему Запад отклонился от нормального пути, тогда как Азия и Африка развивались в соответствии с естественным ходом истории. При таком подходе правильнее было бы говорить о современном Западе как о «сверхразвитом», нежели о Востоке как об «отсталом». Рассуждения такого рода могут показаться лишь игрой слов, однако, если попытаться изменить перспективу, мы, возможно, лучше поймем некоторые явления и настоящего, и прошлого.

Чиновники, армия и купцы играли главную роль в распространении идей и обычаев на территории державы. Ахеменидские правители сами были смешанного происхождения и, как кажется, космополитами по мировоззрению. Ко двору царя царей охотно приглашали греческих врачей, финикийских мореходов и вавилонских астрономов. Если верить античным авторам, персидские монархи пытались, хотя обычно безуспешно, привлекать к себе на службу многих знаменитых греческих ученых и философов, обещая им большое жалование. Мы не имеем здесь возможности говорить о Платоне, его отношении к Востоку и влиянии, оказанном им на страны Востока.

На строительстве дворцов персидских царей работали ремесленники — представители всех народов империи. Их трудом создавался стиль архитектуры ахеменидского времени, архитектуры придворной, как и ахеменидское искусство в целом, монументальной по размерам и внушительной в деталях. Наиболее примечательной чертой этой архитектуры следует, видимо, считать не высоту колонн или композиционную сложность рельефов, украшавшихся к тому же инкрустациями и росписями, а прежде всего использование пространства. Персы внесли в архитектуру конструкцию крупных сводов и эффективную планировку обширных площадей. Применение в строительстве гигантских ливанских кедров, участие в сооружении царских дворцов лучших мастеров из всех областей державы, наконец, наличие огромных богатств позволяли персам возводить здания «имперского» масштаба, и они использовали эти возможности должным образом. Стрельчатые арки и своды появляются в Персии лишь позднее, но традиция планировки огромных помещений и возведения крупных перекрытий имела большое значение для дальнейшего развития персидской архитектуры.

Ахеменидская империя была единственной подлинной империей, а персидский царь — единственным настоящим царем не только в представлении греков, но, очевидно, и для жителей Индии. Мы уже отмечали традиции ахеменидского протокола и стиля царских надписей в Индии времен династии Маурья, прежде всего в период Ашоки, наиболее выдающегося представителя этой династии. Следует упомянуть также о письме кхароштхи, широко распространившемся в Северо-Западной Индии. Это письмо является по происхождению арамейским, а арамейский язык был lingua franca империи Ахеменидов. Об искусстве эпохи Маурья известно немногое, но персидское влияние и здесь ощутимо, например, в капителях колонн, имеющих форму опрокинутых колоколов или снабженных изображениями животных. Контакты Индии с Западом существовали, несомненно, еще до Александра Великого.

Персидское влияние в западных областях державы также было значительным, причем наиболее заметно это влияние проявлялось в Армении и Каппадокии. Вряд ли будет слишком смелым предположение о том, что культурная «иранизация» армян началась уже при Ахеменидах и затем продолжалась в парфянское время. Религиозные верования и обряды в Армении были теми же, что и у мидян и персов; наибольшей популярностью пользовались культы Митры и Анахиты (Страбон, XI, 532). Хорошо известно об иранских словах в армянской лексике. Большинство этих заимствований относится ко времени после падения Ахеменидов (заимствования из парфянского и других среднеиранских диалектов), однако фонетический облик некоторых слов может указывать на их проникновение в армянский в более ранний период, например, t’agawor «царь» или partez «сад». Во многих случаях трудно установить, имеем ли мы дело с заимствованием ахеменидского времени или с более поздним, что связано прежде всего с архаичным характером значительной части парфянской лексики 3.