Вячеслав Шпаковский - Самураи. Первая полная энциклопедия

Накамура Тадатоки разрубает брошенную в него вязанку дров. Из этой гравюры можно сделать вывод, что японские мечи были очень высокого качества, ну и, конечно, сами самураи была настоящими «мастерами клинка», так как разрубить на лету вязанку хвороста – большое искусство.

Горожанам разрешалось носить малый меч только по праздникам или во время путешествий. Женщины из самурайских семей могли иметь при себе меч, если только они путешествовали в одиночку. Крестьянам носить оружие (и хранить его!) запрещалось под страхом смертной казни!

Однако как проверить, хороший ты меч приобретаешь или получаешь в подарок или плохой? Для этого было в обычае испытывать мечи на осужденных преступниках или на трупах казненных. Существовало 20 типов ударов, из которых самым легким было отсечение кисти, а самым трудным – удар рёкурума («пара колес»), рассекающий две бедренные кости и позвоночник в самой толстой его точке. Профессиональные испытатели мечей пользовались большим уважением и демонстрировали феноменальные удары. Так, мастер, вооруженный первоклассным мечом, мог одним ударом разрубить три или четыре человеческих тела, положенных друг на друга. Со временем испытания на людях отошли в прошлое и для рубки стали использовать связки соломы и бамбука, близкие по сопротивлению к человеческому телу. Высшим шиком считалось одним ударом разрубить самурайский шлем, отличавшийся большой прочностью. Ну а поэт Сайгё просто не дожил до этого времени, потому-то и написал такие стихи…

Сцена из X в.: мастер Мунэтика кует меч «ко-кицунэ-мару» («лисенок») при помощи духа-лиса. Ксилография Огата Гекко (1859–1920).

Кадзи – это кузнец-оружейник, «кователь мечей», и люди этой профессии в феодальной Японии были единственными, кто стоял на общественной лестнице в одном ряду с самураями. Хотя де-юре они относились к ремесленникам, а те по японской табели о рангах считались ниже крестьян! Во всяком случае, известно, что некоторые императоры, не говоря уж о придворных и собственно самураях, не гнушались взять молот в руки да и заняться ремеслом кузнеца. Во всяком случае, император Готоба (1183–1198) и вовсе объявил изготовление мечей занятием, достойным принцев, причем в Японии до сих пор хранится несколько клинков его работы.

О твердости и остроте японских мечей ходят легенды, так же как и о самом кузнечном искусстве. Но в принципе в их изготовлении нет уж такого большого отличия от технического процесса ковки европейского клинка. Однако с культурной точки зрения выковывание японского меча является духовным, почти священным актом. Перед ним кузнец проходит различные молитвенные церемонии, пост и медитацию. Часто он также в белом облачении синтоистского священника. Дополнительно к этому должна быть тщательно вычищена вся кузница, в которую, кстати, женщины никогда даже и не заглядывали. Это делалось в первую очередь ради того, чтобы избежать загрязнения стали, ну а женщины – это от «дурного глаза»! В целом же работа над японским клинком представляет собой некое священнодействие, при котором каждая операция в ходе ковки клинка рассматривалась как религиозная церемония. Так, для совершения последних, самых ответственных операций кузнец и вовсе облачался в придворный церемониальный костюм каригину и придворную шапку эбоси. Кузница кадзи на все это время становилась священным местом, и через нее протягивали соломенную веревку симэнава, к которой прикреплялись бумажные полоски гохэй – синтоистские символы, призванные отпугивать злых духов и призывать духов добрых. Каждый день перед началом работы кузнец в целях очищения обливался холодной водой и молил ками о помощи в предстоящей работе. Ни одному члену его семьи не разрешалось входить в кузницу, кроме его помощника. Пища кадзи готовилась на священном огне, на сексуальные отношения, животную пищу (причем не только мясо – это уж само собой, буддисты мяса не ели, но и рыбу!), крепкие напитки было наложено строжайшее табу. Создание совершенного клинка (а уважающий себя кузнец неудавшиеся клинки ломал без всякой жалости!) часто требовало работы в течение довольно продолжительного времени.

О том, насколько это время было продолжительным, можно судить по дошедшим до нас сведениям о том, что в VIII веке на изготовление полосы меча тати у кузнеца уходило 18 дней. Еще девять дней требовалось серебряных дел мастеру на изготовление оправы, шесть дней на то, чтобы лакировщик отлакировал ножны, два дня для мастера по коже и еще 18 дней для рабочих, которые обтягивали кожей ската рукоять меча, оплетали ее шнурами и собирали меч в одно целое. Увеличение времени, необходимого на ковку полосы длинного меча, отмечалось в конце XVII века, когда сёгун призывал кузнецов ковать мечи непосредственно у себя во дворце. В этом случае на изготовление только лишь одной грубо отполированной полосы меча требовалось более 20 дней. Но время производства резко сокращалось, если укорачивался сам клинок. Так, считалось, что хороший кузнец может сделать полосу кинжала всего за полтора дня.

Процессу ковки предшествовал процесс рафинирования стали, который, особенно в старину, проводили сами кузнецы. Что же касается источников сырья, то оно – магнетитовая железная руда и железосодержащий песок – добывалось в разных провинциях. После чего этот исходный материал в специальных печах татара перерабатывался в сырую сталь. Печь эта была, по сути дела, усовершенствованным образцом сыродутной печи, которую повсеместно использовали и на Западе, и на Востоке, да принцип действия у нее тот же самый. С XVI века стали чаще использоваться завозившиеся из-за границы железо и сталь, что значительно облегчило труд кузнецов. В настоящее время в Японии действует одна-единственная печь татара, в которой варят сталь исключительно для изготовления мечей.

Рукоять японского меча. Хорошо видна обтяжка шнурами, кожа ската, которой покрывалась его рукоять, крепежный деревянный штырь мэгуки и украшение мэнуки, которое крепилось под оплеткой рукояти.

Важнейший аспект при выковывании японского меча заключается в том, что лезвие имеет закалку, отличную от остального тела клинка, причем сами клинки выковываются обычно из двух частей: сердцевины и оболочки. Для оболочки кузнец выбирал железную пластину из мягкой стали и обкладывал ее кусками стали твердой. Затем этот пакет раскаляли на огне из соснового угля и сваривали путем проковки. Получившийся брусок складывали вдоль и (или) поперек оси клинка и снова сваривали, что впоследствии как раз и давало характерный узор. Этот прием повторяли примерно шесть раз. Во время работы пакет и инструменты неоднократно чистили, поэтому получалась особо чистая сталь. Вся хитрость при этом заключалась в том, что при наложении друг на друга разных по прочности слоев металла крупные кристаллы углерода разбиваются, отчего количество загрязнений в металле с каждой проковкой уменьшалось.