Николай Бессонов - Суды над колдовством

Думаю, не надо подробно объяснять, чем кончалось следствие в тех случаях, когда разгулявшаяся стихия причиняла настоящий материальный ущерб. Поневоле задумаешься о плюсах нашего времени. Сейчас после наводнения или ураганного ветра люди подсчитывают жертвы, определяют хозяйственный урон — на этом дело и заканчивается. В эпоху ведовских процессов было наоборот. Даже если буря никого не убивала, судьи, словно задавшись целью восполнить её промах, сами прекращались в стихийное бедствие. Горе тем, кто попадался им под руку. В 1586 году осудили женщину, которая призналась, что во время грозы сожгла дом и сарай. Очевидно, несчастной пришлось взять на себя вину за удар молнии (1958 стр. 848). А во Фрайзинге в 1590 году после грозы с градобитием одна горожанка заметила вслух, что можно было бы ожидать и худшей погоды. Ее тут же начали пытать; она повинилась сама и вдобавок оговорила многих. Аресты пошли расширяющимися кругами. В первую волну взяли 11 женщин, затем их число довели до полусотни. Одна совершила в тюрьме самоубийство, остальных отправили на костёр. Население города не достигало и пяти тысяч. Все были связаны между собой родственными узами, поэтому уже через год осталось мало незатронутых семей, причём среди подозреваемых оказались женщины всех сословий. Наконец, сам судья, устав от работы, обратился к городским властям с предложением прервать следствие. Тюрьмы забиты, не хватает денег платить палачам за пытки, народ устал от дорогостоящих аутодафе. По его словам, если всем оговорам, которые удалось получить, предавать столько же веры, как предыдущим, придётся пытать половину местных женщин, и тогда край будет окончательно разорен (1958 стр. 1124).

Описанная охота на ведьм не была чем-то исключительным в германских землях. В 1635 году Мейфарт так описал нравы своего времени: «Если наступает погода, несвойственная сезону: холод или зной, слякоть или засуха, мороз или снег, гроза, гром или ураган — любое из наказаний, ниспосланных Богом, — горожане и крестьяне валят это на ведьм и поднимается громкий вопль. Этот внезапно заболел, посему он колдун; эта девушка прекрасна, значит она ведьма; этот подаёт милостыню — ясно, он чародей; эта женщина удачно возделывает своё поле, значит, она колдунья. Деревни, посёлки и города; весь край взывает к властям (1958 стр. 719, 737)».

Иногда доносы шли даже от ближайших родственников. 2 мая 1631 года в суд обратился отец, сказавший, будто его дочка, Катарина Юнг выболтала о своей причастности к колдовству. Его, дескать, замучила совесть. Он не может спокойно думать, что дочь безнаказанно сеет зло. Конечно же отцу-доносчику поверили. Через десять дней девушка была уже казнена (Konig, 1928 стр. 424).

Врач Вейер, будучи здравомыслящим человеком, спрашивал своих соотечественников если можно вызвать бурю, почему никто не использует такую мощную силу против враждебных стран? Чем вести изнурительную войну с мусульманами. Австрия могла бы просто-напросто нанять одну ведьму на постоянную службу и её колдовством опустошить Турцию. Если скажут, что христиане не делают этого, чтобы не взывать к помощи дьявола, то позвольте спросить, а война сама по себе, кровопролитие, насилие и грабёж — чьё это порождение. Бога или дьявола (Lea, 1939 стр. 504, 505)?

Вместо того чтобы задумываться над такими софизмами, судьи углублялись в конкретику. Они выясняли на допросах, как именно задержанные портили погоду. Оказалось, существует уйма способов вызвать бурю, среди которых самые «популярные» выглядели так: можно бросить несколько камней себе за спину в сторону запада или высыпать песок в быстрый ручей. Можно окунуть метёлку в воду и брызнуть в небеса. Можно выкопать маленькую ямку, наполнить её водой и помешать пальцем. Или сварить свиную щетину в котелке. Или положить наперекрёст палки на берегу (1958 стр. 505). У тирольской ведьмы Юлианы Винклер была совсем уж экзотичная технология. Надо бросить в воздух былинку и не вспоминать при этом тех, кто тебе дорог (1958 стр. 1091). Когда дьявол учил её этому, он наверняка не вспоминал известную притчу о мудреце, запретившем юноше думать о чёрном баране… А в 1645 году ещё на одном процессе тирольские судьи узнали слова заклинания (никакой поэтичности, всё очень прозаично и описательно): «Я заклинаю вас, Сатана и Вельзевул, чтобы вы явились и подняли воду вверх облаком, а холодный северный ветер прилетел и сделал лёд. Чтобы лёд распался на кусочки и упал с облаков, а ветер бросил их на дома, поля и виноградники, а затем вода обрушилась ливнем (1958 стр. 1107)». Француз Николя Реми, уничтожавший заговор дьявола в Лотарингии, был более удачлив. Свыше двухсот ведьм из числа тех, кого он осудил на сожжение, обрисовали ему такую романтичную картину: они будто бы хаживали на пруд или ручей и стегали по воде прутиком (прутик был вручён демоном). После этой вполне обычной операции следовало совсем необычное продолжение. Над водной гладью поднимался туман. Из него ведьмы творили густые тучи и, усевшись на них, правили по воздуху к тем полям, которым задумали нанести вред. Сверху они повелевали дождём, градом и ударами молний (Zingerle, 1858 стр. 43, 44).

Важнейшим по значимости преступлением ведьм считалась порча. В ряде мест закрепилось убеждение, будто болезни редко возникают просто так, без чьей-то злой воли. Когда кто-либо начинал хворать, вокруг страждущего сгущалась атмосфера подозрительности. Вопрос: «Кто виноват?» будоражил умы. И едва самый догадливый называл конкретное имя, возникала простая как мычание мысль — силой заставить колдунью снять заклятие. Чаще всего, опасаясь накликать на свою голову новые беды, обыватели вели себя смирно. Но так было не всегда. Порой крестьяне сгоряча хватали односельчанку и нещадно били, приговаривая: «Сними порчу — хуже будет». Юристам это очень не нравилось. Их писания полны насмешек над «невежественным мужичьём». По-видимому, практика ведовских процессов с самого начала показала, что ведьма — как её ни мучь — не в состоянии излечить больных или прекратить засуху. Наверное, поэтому была создана изящная теория о недопустимости снятия порчи. Богословы доказывали, что ведьма колдует только с помощью своего демона, а значит, и расколдовывать может, лишь призвав на помощь силы ада. Пытать женщину в надежде развеять чары означает пойти на сделку с дьяволом. Это прямая измена Богу. Заболевшему человеку судьи объясняли, что лучше умереть, но не просить у чёрта пощады — на том свете это зачтётся. Принцип «недозволенных средств» помог инквизиторам развеять сомнения в существовании чародейства. Это был блестящий психологический ход.