Леонид Пятецкий - История России. XIX век. Для старшеклассников и абитуриентов

Александр I видел, что он мешает Барклаю, и чувствовал себя в армии неуютно, поэтому он внял уговорам доверенных лиц из своего окружения и оставил армию, поехав сначала в Москву, а затем в Петербург.

Наполеон не имел желания углубляться внутрь страны и предпочел бы одержать блестящую победу близ литовской границы, захватив одну из двух русских армий.

План Наполеона в начале войны был таков: разгромить русские армии в приграничных сражениях порознь, «наказать» Александра I за нарушение Тильзитского договора и принудить его к миру, выгодному для Франции, т. е., главным образом, к соблюдению континентальной блокады.

Следуя своему плану, Наполеон с главными силами двинулся на Барклая-де-Толли, а чтобы не дать Барклаю и Багратиону соединиться, направил вразрез между ними корпус Даву.

Наполеон, надеясь предупредить соединение 1-ой и 2-ой русских армий, хотел обойти Барклая под Витебском. Барклай, предугадав это движение Наполеона, стремился при Витебске соединиться с Багратионом.

2 июля Барклай оставил Дрисский лагерь, который мог стать ловушкой и могилой для русской армии, и, уклоняясь от ударов Наполеона, пошел к Витебску на соединение с Багратионом. Благодаря быстроте движения Барклая от Дриссы к Витебску и мужественному сопротивлению небольшого корпуса графа Остерман-Толстого, выставленного для задержки движения главных сил Наполеона, замысел французского полководца не удался. Но и Барклаю не удалось в Витебске соединиться с Багратионом, которому, вследствие стремительного натиска на него маршала Даву, пришлось отступить к Смоленску, где 22 июля 1812 г. и произошло, наконец, соединение обеих армий.

В Смоленском сражении 4–6 августа 1812 года генералы Раевский, Дохтуров, Коновницын, Неверовский с успехом отбивали неприятеля от города. Русская армия отступила из Смоленска лишь тогда, когда город был превращен канонадой неприятеля в груду пылающих развалин. Из 2 250 домов в Смоленске уцелело только 350.

«Призрак победы, второго Аустерлица, за которым Наполеон тщетно гнался от самой границы, и на этот раз ускользнул от него».

Надежды Наполеона вклиниться между армиями Барклая-де-Толли и Багратиона, навязать им крупные сражения, поодиночке разгромить терпели неудачу. Соединение русских армий у Смоленска — первый крупный успех русского командования.

Когда французские войска вошли в горящий полуразрушенный Смоленск, перед Наполеоном встал вопрос о дальнейшем продолжении войны: в его ударной группировке осталось лишь 135 тысяч. Маршал Мюрат советовал Наполеону не идти далее.

Шесть дней Наполеон размышлял в Смоленске. «Мы отдохнем, опираясь на этот пункт … и тогда посмотрим, каково будет Александру.» Оставаясь в Смоленске, Бонапарт пытался договориться с Александром I о мире. Однако это предложение осталось без ответа.

«Отступление русских, не позволившее предвидеть, где они остановятся, уверенность в том, что они сами подожгли свои здания в Смоленске, и весь характер этой войны, в ходе которой обе стороны взаимно губили друг друга и мы не достигали другого результата, кроме выигрыша территории, чего мы вовсе не хотели, — все это заставляло императора (Наполеона — Л.П.) сильно задуматься и укрепляло его желание не идти дальше и попытаться завязать переговоры».

Вскоре для французов выяснилось, что зимовать в Смоленске нельзя, так как прокормиться за счет местных ресурсов армия не могла, а подвоз продовольствия из Европы был затруднен. Положение Наполеона в опустошенной стране было бы не из выгодных, и Наполеон решился идти далее к сердцу России — к Москве, достигнув которой он надеялся продиктовать пораженному противнику свои условия мира.

Русская армия отступала дисциплинированно, сражаясь отважно, не на жизнь, а на смерть.

«Русская армия двигалась в порядке и без большой поспешности, как люди, которые ничего не хотят упустить и в случае необходимости могли бы защитить свою территорию».

Русские войска под командованием генералов Коновницына, графа Остермана-Толстого и графа Палена героически сопротивлялись. Отвечая на вопрос окружавших его офицеров, генерал Остерман ответил: «Стоять и умирать!» Известны были случаи героического сопротивления, оказанные при отступлении Багратиона дивизией Неверского, состоявшей из рекрутов, всей кавалерии Мюрата, или славная оборона Смоленска Раевским против главных сил наполеоновской армии.

Нарастало народное сопротивление наполеоновскому вторжению. Крестьянские массы поднимались на защиту отечества, движимые исключительно национальными интересами. Они шли в бой «на басурмана» за Россию, которую хотели избавить и от внешнего, и от внутреннего ярма. После победы над внешним врагом крестьяне надеялись получить из рук «царя-батюшки» в награду за свой патриотизм освобождение от собственных господ. Российские же помещики называли Наполеона «французским Пугачевым», который мог отменить в России крепостное право. Русское дворянство опасалось, что отменой крепостного права Наполеон мог спровоцировать или даже возглавить новую пугачевщину.

Национальное сознание всех россиян от царя до простого солдата не могло мириться с тем, как складывался ход войны. Наполеон занял огромную территорию, проник в глубь России на 600 км, создал угрозу обеим ее столицам.

Это теперь, спустя много лет, смотря на поход 1812 г. и на исход кампании Наполеона глазами историка, легко видеть, что шансы Наполеона падали с каждым днем и безостановочно, но современники поняли это не сразу.

Покидая родные города и села, солдаты и офицеры испытывали досаду, чувство вины и угрызения совести. Они хотели сражаться с врагом, посягнувшим на их землю. В стихотворении М. Ю. Лермонтова «Бородино» эти настроения передаются словами бывалого ветерана:

За Смоленском русские войска до самой Москвы не имели больше опорного пункта. Узнав о падении Смоленска, Кутузов сказал: «Ключ к Москве взят».

Русские военноначальники спорили между собой. Главнокомандующий Барклай-де-Толли упорно настаивал на отступлении. Отличный стратег, в то время он оказался дальновиднее других. Он хотел сохранить русскую армию, ее высокую боеспособность.

Багратион подчинялся Барклаю-де-Толли как военному министру, но не признавал его главнокомандующим. Стремительный и неустрашимый, хороший тактик, но посредственный стратег, Багратион отвергал дальновидную стратегию Барклая, ставя ему в вину не только сдачу Смоленска («подлец, мерзавец, тварь Барклай отдал даром преславную позицию»), но и потерю огромных пространств России.