Александр Колпакиди - Литерные дела Лубянки

По последним данным, в связи с появившейся возможностью для безработных устроиться на службу на КВЖД и с нашими ответными мероприятиями (решительный отпор всем попыткам белоотрядов проникнуть на нашу территорию) среди белобанд наблюдается развал, приток добровольцев в белоотряды идет слабо. Имеются сведения о прибытии в Шанхай для следования в Маньчжурию белых офицеров из Парижа.

Следует отметить вместе с тем ряд случаев вынесения китайским населением пограничной полосы резолюций с просьбой о применении арестов в отношении белобандитов и прекращении их активной деятельности. В Харбине по приказу из Мукдена 28 августа распущена фашистская белая организация по борьбе с Коминтерном» [55] Старков Б. Трагедия советской военной разведки // Кривицкий В. Я был агентом Сталина. М., 1991. С. 27–28. .

Однако еще об одном моменте, подорвавшем партизанское движение, до сих пор стараются не говорить. Дело в том, что в сентябре 1929 года по приказу Москвы Управлением пограничной охраны и войск ПП ОГПУ Дальневосточного края был сформирован спецотряд, состоящий из агентов ОГПУ, жителей приаргунских казачьих станиц. 1 октября отряд совершил рейд на поселения казаков-эмигрантов в районе Трехречья, после которого мобилизационная база партизан значительно сократилась. Какими методами это было достигнуто, можно судить по воспоминаниям чудом оставшихся в живых казаков-эмигрантов, в частности некой жительницы станицы Тынхе, даже через несколько десятков лет не пожелавшей назвать свое имя:

«Всех выгоняли из землянок. Строили отдельно мужчин, отдельно женщин и детей. Крикнули нам в окно: “Выходи!” Муж вышел раздетым.

Я пошла за ним с одеждой. Один из них сказал: “Не понадобится ему одежда. Сейчас тепло”… Всего забрали 64 человека, среди них 6 мальчиков двенадцати лет. Моя сестра видела, что их повели в распадок. Страшно, а виду показывать не надо. Я пошла доить коров.

Услышала выстрелы. Мы с соседкой Аникеевой побежали туда. Навстречу нам бежал окровавленный мальчик. Он сказал, что всех перебили. Лицо у него свело судорогой, больше говорить он не мог, побежал дальше. Следующим навстречу попал Иван Герасимович Волгин. Весь залитый кровью, но не раненый. У него убили взрослого сына и старика отца. Он был как помешенный. Ни слова не говоря, он запряг телегу и привез трупы сына и отца. Привез их и сложил друг на друга в кладовку. Дальше мы увидели, как несут на потниках Ивана Матвеевича Гаськова. Он был живой. На нем было восемнадцать ран. Потом он умер по дороге в больницу в Хайлар.

Он сказывал: “Когда нас пригнали в распадок, поставили всех около рытвины на колени по обеим сторонам. Мальчишки кричали: «Не убивайте нас!» Потом предложили напоследок закурить. Потом подали сигнал бить по головам. Я упал раненый. Выстрелы стали тише и тише. Я приподнял голову. Один заметил и говорит: «Ой, один живой, в черном полушубке». Он вернулся и ударил меня кинжалом в живот. Я почувствовал, что у меня внутри все перевернулось. Я чужим кулаком заткнул себе рот и не выдал боли. Они ушли”» [56] Сибиряков Н. Конец Забайкальского казачьего войска // Минувшее. 1990. № 1. С. 217–218. .

После оккупации японскими войсками в 1931 году Маньчжурии и создания там марионеточного государства Маньчжоу-Го белоэмигранты вновь попытались организовать партизанское движение. Так, назначенный начальником Дальневосточного отдела РОВС генерал М. Дитерихс обратился к эмигрантам в Китае с призывом сплотиться для борьбы против советской власти, но по утверждению Балакшина «большого энтузиазма его призыв не встретил». Кроме того, отношение японских властей к Дитерихсу и его помощнику генералу Г. Вержбицкому было более чем прохладным, хотя главой японской военной миссии генералом Комацубара им было предложено сформировать не отряды, а целую партизанскую дивизию со специальными техническими частями. Вержбицкий от имени Дитерихса принял японское предложение, но выдвинул неприемлемые для Токио условия, после чего был выдворен за пределы Маньчжоу-Го. Таким образом, очередная попытка реанимировать партизанское движение завершилась ничем.

В то же время выдвижение японской Квантунской армии к границам СССР и отказ Японии в декабре 1931 года от предложения советского правительства подписать японо-советский пакт о ненападении заставили резидентуры ИНО ОГПУ в Китае и разведотдел Дальневосточного ПП ОГПУ не только активизировать работу по сбору сведений о военно-политических планах кабинета премьер-министра Танака, но и усилить деятельность по нейтрализации белой эмиграции. Так, в директиве ИНО ОГПУ, направленной в резидентуры на Дальнем Востоке, в частности, говорилось:

«Желательно получать от вас периодические краткие обзоры настроений и планов белогвардейских группировок. Вскрывайте посредством более глубокого анализа действительную подоплеку тех или других мероприятий “белых вождей”, специально заостряя внимание на командирах-партизанах, учитывая их конкретную работу по подготовке диверсионных и террористических актов… Выявляйте нити связи с Европой — какие оттуда поступают директивы, кто заинтересован в их осуществлении и т. д. Всегда надо пытаться выяснить, кто стоит за спиной той или иной белой группировки. Надо выявлять среди враждебно настроенной белой эмиграции английскую, французскую и особенно японскую агентуру» [57] !!!!!!!!!!!!!!! .

Практически все положения этой директивы вскоре были воплощены в жизнь. Уже в 1931 году на территории Маньчжурии сотрудниками разведотдела Дальневосточного ПП ОГПУ был захвачен и выведен в СССР крупный монгольский политический деятель Мэрсэ (Го Даофу). С начала 20-х годов он являлся лидером так называемого «Движения молодых монголов» и даже входил в руководство Профинтерна. Возглавлявшаяся им Народно-революционная партия Внутренней Монголии при поддержке властей Монгольской Народной Республики периодически устраивала вооруженные выступления в Северном Китае. Но в конце 20-х годов Мэрсэ вошел в состав гоминьдановского Комитета по делам Монголии и Тибета, а после оккупации японцами Барги вновь сменил хозяев, став сторонником Токио. Тогда нелегальная резидентура Дальневосточного ПП ОГПУ в Маньчжурии под руководством Николая Шилова («Кук») провела спецоперацию по нейтрализации Мэрсэ. Косвенным результатом этой операции стало снятие с поста руководителя японской разведки в Манчжурии полковника Уэда.

В 1932 году Иностранное (разведывательное) отделение Особого отдела Восточно-Сибирского ПП ОГПУ в Иркутске, которое возглавил переведенный из Москвы (где он работал в центральном аппарате контрразведки) Борис Гудзь, начало проводить операцию «Мечтатели», дальневосточный аналог знаменитого «Треста». Чекистами была создана мнимая подпольная антисоветская организация, где роль связного с китайскими эмигрантами выполнял ни о чем не подозревавший сын репрессированного священника В. Олейников, действовавший под контролем агента ОГПУ — бывшего священника, ставшего учителем школы в приграничном поселке В. Серебрякова. По аналогии с «Трестом», которым руководил агент ОГПУ бывший царский генерал А. Зайончковский, «контрреволюционную группу» чекисты попросили возглавить бывшего белого генерала Я. Лопшакова. Через бывшего полковника, советского служащего в Иркутске, Алексея Кобылкина, который после 6 месяцев тюремного заключения за антисоветскую агитацию в 1927 году стал лояльно относиться к советской власти, была установлена связь с его братом, также полковником, Иннокентием Кобылкиным, одним из руководителей белой эмиграции в Маньчжуриии, возглавившим после смерти генерала Шильникова в 1934 году отделение РОВС в Харбине. Экономист треста «Сибзолото» Б. Гудков играл роль хозяина конспиративной квартиры в Чите.