Надежда Гарифуллина - Анти-Зюгинг [Зюгановщина как оборотная сторона горбачевщины]

Совершенно очевидно: то, что он длительный период работал в тесном контакте и непосредственно под руководством «архитектора развала», не могло пройти и не прошло бесследно.

Своими догадками и сомнениями я поделилась с Геннадием Васильевичем Саенко. Один из самых боевых, смелых и принципиальных народных депутатов РСФСР, член Верховного Совета России в августе — октябре 1993 года, ныне он доктор исторических наук, профессор, действительный член Академии социальных наук Российской Федерации. В то время — а я тогда работала в «Советской России» — мы с ним сделали ряд разоблачительных публикаций о перевертышах и новоявленных дельцах от политики. Последние годы он занимается изучением процессов, протекающих в оппозиционных движениях. Результатом его исследований стали широко известные читателям его книги: «Оппозиция и Общество: Россия 1990-х годов» и «Политическая оппозиция как социальное явление в общественной жизни современной России (конец 80-х — 90-е годы)». К десятилетию октябрьской трагедии вышла его книга «Прости, распятая Россия», представляющая «ностальгические размышления оппозиционера». В восьмидесятые же годы он работал в Организационном отделе ЦК КПСС, и служебные пути его нередко пересекались с Зюгановым. Пересекались они и в последующие годы, поэтому я попросила его набросать несколько штрихов к портрету лидера КПРФ. Встреча с Саенко состоялась 6 октября 2003 года. Вот фрагменты его интервью:

«Оба они — Яковлев и Зюганов — сучили ножками»

— Геннадий Васильевич, в своих книгах лидер КПРФ весьма нелестно отзывается о Яковлеве, под началом которого он работал в ЦК КПСС. Какими на самом деле были тогда их отношения?— задала я давно интересовавший меня вопрос.

— О чем я хотел бы сказать и что можно было бы обобщить, — это очень характерный, очень примечательный факт из деятельности Геннадия Андреевича. И факт этот надо рассматривать на фоне его известной работы, посвященной Яковлеву, где Зюганов разоблачает того как архитектора, как вдохновителя и организатора перестройки и обвиняет во всех грехах. Безусловно, Яковлева следует обвинять за его десоветизацию, деидеологизацию, деколлективизацию, дефедерализацию, департизацию. Я как-то даже писал статью в «Домострое» по этому поводу, в которой говорил, что мы не заметили еще одно яковлевское «де» — «деидиотизацию» населения. По-моему, в этом направлении он и работал в основном и кое-чего добился — без частицы «де».

Понимаешь, если я ошибался или ошибаюсь, а затем осознал это, то я набираюсь совести и говорю: да, в этом я был не прав. А вот Геннадий Андреевич, как человек сформировавшийся, зрелый, видимо, лишен этого качества и помалкивает о том, как он добросовестно, изо всех сил и изо всех ног стремился выполнять поручения того же Яковлева Александра Николаевича. Ну, казалось бы, ты не кайся, но хотя бы признай, что ты, в общем-то, бездумно выполнял его поручения и лил воду на ту же самую мельницу — на шельмование партийных кадров, на попытку разогнать избранные партийными массами лидеров, кадры. Осмысленно ты это делал или неосмысленно, но надо все-таки в этом признаться.

Я вспоминаю один случай, по-моему, это был 85-й, 86-й или 87-й год. Приглашает меня мой руководитель непосредственно в секторе оргпартработы Лапчинский Георгий Дмитриевич и говорит: «Ты Зюганова Геннадия Андреевича знаешь?». Я знал, что есть такой. Говорю: «Знаю». «Ну, так, поди к нему. Он получил поручение — надо срочно подготовить на Политбюро один материал». «О чем?» Георгий Дмитриевич, старый партийный работник, был явно смущен: «Да, ладно, он сам тебе скажет. Ему поручили, а нас упросили, чтобы наш работник тоже там принял участие. Материал сугубо важный».

Прихожу в отдел пропаганды, вижу — сидит Гена, весь в мыслях, весь озабоченный. «Привет, — говорит, — старик, привет! Нам такое поручение дали, надо срочно сделать, максимум — два дня. Надо написать записку и короткое решение Политбюро». «Записку о чем?» — спросил я. «Ты знаешь, в партии на идеологической работе чересчур много женщин. Мой шеф Яковлев внес на Политбюро предложение, что это неправильно, неверно, и надо здесь решительно навести порядок». «Послушай, — спрашиваю я, — так в чем смысл этого решения — разгонять кадры женские из партийных рядов?» «Вам хорошо, у вас в орготделе мужики», — отвечает он. «Нам в орготделе важно все, — сказал я, — в том числе и какие в партии кадры идеологические, поскольку наш отдел занимается подготовкой и расстановкой кадров. Вот если взять ваш отдел — сколько там женщин? Раз-два и обчелся. О каком засилье женщин вы ведете речь? Я ничего писать не буду». «Как — не будешь?! — возмутился Гена. — Да нам поручили!» «Мне ничего не поручали. Мне сказали, что я должен в чем-то тебе помочь, и я пришел тебе помогать. Но я говорю, что помогать тебе в этом деле не буду». «Что ж, пойдем к Яковлеву!» — сурово бросил Геннадий. «Пойдем!».

Пришли мы к Яковлеву, Зюганов и говорит: «Александр Николаевич, вот Геннадий Васильевич Саенко». Тот встает: «Здравствуйте!». Я тоже поздоровался, а Зюганов говорит: «Вот мы вдвоем будем готовить материал». «Какой материал?». «Ну, тот», — отвечает Зюганов. «А-а, да, да, да, ну, готовьте, готовьте», — сказал Яковлев. «Ну, мы что, тогда пошли?» — спросил Зюганов. «Да-да, идите!» Мы вышли. Я говорю: «Ну и чего ты добился? Все равно я писать не буду. Хочешь, сейчас напишу тебе: «То, что вы решили сделать с кадрами, есть нарушение всех норм и принципов партийной жизни. Не вы их выбирали, а коммунисты на районных, городских, областных конференциях». А потом, говорю, почему вы считаете, что женщины на партийной работе уступают мужчинам? Вот когда я работал первым секретарем Железнодорожного райкома партии в Ростове-на-Дону, все в райкоме, кроме меня, были женщины. Даже председателем райисполкома была женщина. И наш был самый лучший районный комитет партии. С этой должности меня в ЦК взяли. Видишь, заметили. Сейчас все это тебе напишу и пойду». Он: «Нет, нет, нет! Давай будем вместе писать!». «Не буду я с тобой ничего писать и подписывать». Он стушевался. Я говорю: «Сиди и пиши, если хочешь». И Гена написал. Вот и весь факт.

— И что, потом было принято какое-то решение?

— Нет, конечно. На Политбюро возмутились другие, и этот фокус Александра Николаевича Яковлева, в котором горел принять активное участие Зюганов, не удался. А ножками сучили оба — как бы свести счеты, чтобы не идеологической работой заниматься, а разгоном идеологических кадров женщин. А вообще-то, хотя он и рассказывает о себе, что был активным деятелем, на самом деле шибко заметной фигурой в аппарате ЦК он не был.

— А что это за особая папка, к которой Зюганов, как он пишет — «один из немногих» — имел доступ, а потому был, в отличие от других, более информирован об истинном положении страны? Почему ему была оказана такая честь?