Жан-Кристиан Птифис - Иисус. Жизнеописание Христа. От исторической реальности к священной тайне

Относительно Евангелия от Иоанна нам следует отказаться от теории, по которой порядок, в котором Иоанн расположил свои рассказы и речи, определяется только противоречием, существовавшим между общинами его учеников и синагогой в 90—100 гг. Этот евангелист был свидетелем, поэтому такое предположение бессмысленно! Лишь в сравнительно недавнее время исследователи обнаружили, как надежна Книга Иоанна с исторической точки зрения. Все, кто в последние десятилетия подробно изучал ее, были поражены контрастом между поздней датой выпуска в свет этого Евангелия и очень ранними данными, которые в нем присутствуют. Оно сохранило «кристаллизованные» или «окаменевшие» воспоминания о географических, религиозных и политических условиях палестинского мира, стертого с лица земли в 70 г. н. э. Это заметили Чарльз Гарольд Додд и Ксавье Леон-Дюфур, авторы важных комментариев к 4-му Евангелию, а между этими двумя были Джон Э. Хантер, Брюс Шейн, Рене Киффер, Шалом Бен-Хорин, Иньяс де Ла Пютри, Жаклин Жено-Бисмут и многие другие. Выпущенное в свет очень поздно, оно выглядит написанным очень рано, сразу после синоптических Евангелий.

У Иоанна был особый подход к истории. Он наделяет события символическим смыслом и большим богословским содержанием, которые открываются лишь в результате размышления. Истина — не то, что видно при первом взгляде, и по этой причине происходит много недоразумений и случаев, когда что-то получается наоборот. Нужно судить не по внешности, а согласно «верному суждению», искать скрытое значение фактов. Вот в чем заключается ирония Иоанна.

Исторический план повествования часто оказывается заслонен его богословским планом, который можно увидеть лишь при свете Воскресения. Иоанн, как опытный органист, играет на нескольких клавиатурах — на конкретных воспоминаниях свидетеля и на тайнах, которые сверхъестественным образом созерцает верующий. Он не ставит себе целью рассказать все, что знает об Иисусе, лишь для удовлетворения любопытства своих читателей. Его умело построенные рассказы имеют второй, глубинный, богословский смысл. Реальный человек выводится на сцену как воплощение целой группы или для выражения какой-то идеи, то есть становится архетипом.

Историку не следует жаловаться на этот взгляд под двумя углами зрения одновременно, поскольку, чтобы эта литературная «система» действовала, события, о которых рассказывает автор, обязательно должны быть подлинными. Значит, видимая, ощутимая, материальная основа очень важна. В повествовании нет ни одной вымышленной, аллегорической или мифической сцены. 4-е Евангелие все целиком — богословское учение о Воплощении. Иоанн не подтасовывает факты. Он не романист и не сочиняет вымышленные сцены. Он пересказывает то, что видел, или то, что ему сообщили те, кто убедил его писать. Истина раскрывается во всей жизни Иисуса — и в больших делах, и в мелких подробностях. И те и другие — «знамения». Конечная цель — добиться, чтобы читатель стал задавать себе вопросы и поверил. Иоанн — пристрастный, но честный свидетель. Как и авторы синоптических Евангелий, он не выдумывает событие, которое совпало бы с Еврейской Библией. Он воспитан на Священном Писании и использует Еврейскую Библию при составлении своих текстов потому, что и для него тоже прошлое и вера народа Израиля поясняют — нет, более того, освещают своим светом — настоящее.

Досадно лишь, что Иоанн, очень высоко ценивший драматические символы, имел склонность до предела упрощать свои описания. Вот, например, рассказ о свадьбе в Кане. Неизвестно, кто именно женится и какова степень родства между молодоженами и семьей Иисуса. Рассказ очищен от всех подробностей, сокращен до такой простейшей формы, что его почти невозможно использовать. Важен только богословский урок, который из него следует. Речь идет не о том, чтобы рассказать о событии, а о том, чтобы через него постичь истину во всей ее онтологической глубине {1035} . Но этот рассказ — не миф. Те, кто считают, что рассказ про случай в Кане — еврейский мидраш, то есть поучительная вымышленная история, ошибаются, потому что не понимают, как устроено это Евангелие, в котором всегда есть два плана, обособленные один от другого, — материальная действительность и символика. Учитывая такое строение, нужно иногда не доверять подходу Иоанна к истории. Раймонд Э. Браун говорил, что интерпретация Страстей у Иоанна «впечатляет тем, как он смягчает страдания казнимого во имя христологии славы».

В отличие от Евангелия Иоанна, которое было предназначено для элитарного читателя-интеллектуала, способного полностью понять этот текст, синоптические Евангелия были написаны, чтобы их слушали на собраниях общин. Отсюда в них литургическая точка зрения, при которой высшая истина иногда заслоняет собой материальные факты. Провозглашаемая пастырями керигма становится важней исторической точности. Например, очевидно, что для упрощения рассказа эти евангелисты вольно обращались с хронологией. У Матфея, Марка и Луки служение Иисуса продолжается всего один год и описано схематически: после слов о нем Иоанна Крестителя, его Предтечи, и крещения Иисуса следует служение в Галилее с несколькими перерывами на время переходов Иисуса по языческим землям. Все это завершается приходом Иисуса в Иерусалим и Страстями. В эту чисто литературную рамку евангелисты встроили, согласно темам или согласно их природе, маленькие вставные рассказы (перикопы), копируя по необходимости уже искусственную структуру арамейского Евангелия Матфея. Они добивались логического, а не исторического порядка. У Иоанна общественная жизнь Иисуса продолжается чуть больше трех лет.

Подобным же образом в синоптических Евангелиях искушения, пережитые Иисусом в начале его служения, объединены, ради учебных целей и для живописности, в притчу, которая явно не имеет в себе ничего исторического — искушение материальными благами, искушение властью, ушедшей от Божественнной цели, искушение земной славой. Некоторые люди, убежденные в реальности этого случая, включая перемещение Иисуса по воздуху на крышу Храма, удивлялись тому, что евангелисты, которые, разумеется, не были свидетелями этих дьявольских чудес, пересказали беседу Иисуса с Искусителем!

С литургической точки зрения синоптические Евангелия совмещают учреждение евхаристии с пасхальной трапезой, для чего евангелисты даже перемещают на один день завершающую драму. У них Иисуса приводят перед распятием к Пилату в пятнадцатый день месяца нисана, в день еврейской Пасхи. С исторической точки зрения в это трудно поверить: разве суд и казнь Иисуса могли произойти в день такого великого праздника? {1036} Видимо, Иоанн более точен: Иисус собрал своих учеников на прощальный ужин 13 нисана и был распят на следующий день, 14 нисана, накануне еврейской Пасхи.