Жан-Кристиан Птифис - Иисус. Жизнеописание Христа. От исторической реальности к священной тайне

Дошли ли первосвященники до такой степени низости, что отправились к подножию креста? Матфей и Марк ничего об этом не говорят. Лука упоминает «начальников», под которыми могут иметься в виду первосвященники. Но эта гипотеза кажется слишком неожиданной. Зачем им приходить на место казни? Исполнение приговора — не самый достойный труд. Разве для первосвященников не самое важное — добиться от римских захватчиков высшей меры наказания? Кроме того, присутствие на месте казни лишило бы их ритуальной чистоты. Но быть может, следует учитывать важность события. Первосвященники с таким трудом добились обвинительного приговора. Разве не стоило на несколько минут забыть о собственном достоинстве, чтобы насладиться видом ложного мессии, который бросил им вызов в Храме?

Впрочем, даже если Анна и Каиафа не присутствовали здесь, они не могли не узнать о тексте, который Пилат повелел написать на табличке. Мессианский смысл этих слов был очевиден. Иоанн пишет: «Эту надпись читали многие из Иудеев, потому что место, где был распят Иисус, было недалеко от города» {772} . Конечно, первосвященников возмутила эта надпись. Царь Иудейский! Да разве может им быть этот несчастный? Какое оскорбление! Первосвященников унизили одновременно как религиозную группу и социальный слой. Пилат издевается над ними. Вместо того чтобы посвятить день жертвоприношениям, готовясь к вечерней трапезе, они решили вернуться к префекту. Сколько бы они ни клялись в верности Тиберию, своему царю, первосвященники все равно разделяли надежды остального Израиля. Как предполагает Шалом бен-Хорин, выведенная на табличке римская аббревиатура I. N. R. I. на иврите передавалась как JHWH (Jeshu Hanozri Wumeleh Hajehudim), что напоминало имя Бога, Яхве. Первосвященников это могло особенно возмутить {773} .

Они потребовали, чтобы римский префект вышел из дворца и поговорил с ними. Пилат так и сделал. Первосвященники сказали ему: «Не пиши: Царь Иудейский, но что Он говорил: Я Царь Иудейский». «Что я написал, то написал», — ответил Пилат. Нельзя отменить принятое судьей решение. В приговоре не допишут и не уберут ни буквы. Префект вновь взял власть в свои руки и с чувством собственного превосходства ответил первосвященникам грубым отказом. Иоанн чувствует здесь руку Провидения. Даже язычник Пилат, сам того не зная, обратился в пророка, как недавно Каиафа, который возвестил об Иисусе истину неосознанно, ведомый высшими силами. Отсюда слова Иустина, прекрасно отражающие теологический подход Иоанна: «Господь воцарился с дерева» {774} .

Выражение «Что я написал, то написал», включенное в текст по-гречески, сохраняет латинскую конструкцию: оно выглядит как перевод с латинского фразы «Quod scripsi, scrips!». Вероятно, это подтверждает, что Иоанн слышал ответ Пилата сам, а значит, он присутствовал в этот момент среди иудеев и лишь потом отправился к подножию креста. Возможно, правда, что кто-то из близких рассказал Иоанну об ответе Пилата на плохом греческом.

Святые женщины тоже находились возле креста, на некотором расстоянии. Кто они были? Матфей называет трех: Марию Магдалину, Марию, мать Иакова и Иосифа, а также жену Зеведея, начальника рыбаков на озере. Его сыновья Иаков и Иоанн входили в число двенадцати апостолов. Марк тоже говорит о трех женщинах: Марии Магдалине, Марии, матери Иакова Праведного и Иосифа, и Саломее. Это те же женщины, которых перечисляет Матфей: Саломея — жена Зеведея. Не называя имен, Марк упоминает еще нескольких женщин, которые пришли в Иерусалим вместе с Иисусом. Лука тоже говорит о женщинах, следовавших за Иисусом, и называет имена некоторых, рассказывая о пустой гробнице. Он упоминает Марию Магдалину, Иоанну и Марию, мать Иакова. Итак, к списку добавляется Иоанна; нам уже известно, что так звали жену Хузы, «домоправителя Иродова». Авторы синоптических Евангелий, из которых ни один не присутствовал при казни, просто перечисляют имена главных последовательниц Иисуса и имена апостолов.

Евангелист Иоанн, верный ученик, присутствовавший на казни, как присутствовал на суде, делает несколько уточнений: «При кресте Иисуса стояли Матерь Его и сестра Матери Его, Мария Клеопова, и Мария Магдалина». Итак, они стояли отдельно от немногих учеников Иисуса и от других женщин, которые наблюдали за казнью издалека (возможно, с высоты вала второй крепостной стены, как предполагает один немецкий автор) {775} . «Сестра матери Его» и Мария Клеопова (жена Клеопы) — это разные женщины или Иоанн лишь делает уточнение? В зависимости от ответа на этот вопрос у креста стояли четверо или трое. Допустим, что их было трое: тогда сестру Марии тоже звали Марией. Это возможно, однако необычно. Скорее всего, следует придерживаться первой гипотезы, поскольку в ее пользу есть аргументы с точки зрения грамматики. Если обратиться к тексту Иоанна на греческом, легко заметить, что «четыре обозначения объединены в две пары, соединенные союзами «и» (kai)» {776} . Кроме того, как мы уже говорили, Мария Клеопова, мать Иакова и Иосифа, приходилась Марии, матери Иисуса, невесткой (ее Клеопа и Иосиф-плотник были братьями).

Во всяком случае, самое важное — то, что там была мать Иисуса. Она не входила в число женщин из окружения его учеников. Она пришла из Назарета в Иерусалим на Пасху, как приходила каждый год, в сопровождении своей сестры (имени которой мы не знаем), своей невестки, жены Клеопы, которая тоже носила имя Мария, и племянников, Иакова, Иосифа, Симеона и Иуды — тех самых «братьев» Иисуса, которые настаивали, чтобы он отправился в Иерусалим, несмотря на грозящую ему опасность. Вот и весь маленький клан Назореев, хотя, возможно, в нем было еще несколько человек.

Иоанн перечисляет только четырех женщин, стоявших у подножия креста. Он и сам был вместе с ними. И разумеется, это он, побывав с делегацией первосвященников во дворце Пилата, потом добился от солдат префекта редкого разрешения находиться возле приговоренного во время казни.

Только потом Иоанн поймет истинный богословский смысл и множество символических значений распятия: крест стал престолом для коронованного Иисуса, восторжествовавшего над властью тьмы. Когда-то Учитель предвещал: «И как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную». Деревянная табличка на трех языках объявляла о вселенском характере Царства Христова.

Увидев мать рядом со своим любимым учеником, Иисус сказал ей: «Жено! се, сын Твой» («На Ьегек»), а затем Иоанну: «Се, Матерь твоя!» («Ha’immak»). Евангелие говорит: «И с этого времени ученик сей взял Ее к себе» {777} . Не будем подробно говорить о многочисленных теологических значениях, которые христианские толкователи нашли в этих словах: духовное материнство Марии, матери Церкви (в образе любимого ученика в силу его исключительного положения видели всю общину верующих); небесное материнство новой Евы, матери Христовых учеников и участницы труда по спасению людей… Подобных толкований очень много, начиная с работ Ансельма Кентерберийского и Альберта Великого. Особенно много подобных трудов написано католиками, у которых мариологическое учение разработано лучше, чем в других ветвях христианства. Заметим, что эти рассуждения не совсем беспричинны: Иоанн хотел не просто сказать о том, какую судьбу Иисус уготовил матери после своей смерти; евангелист не хотел даже показать, что Иисус был намерен примирить свою биологическую семью Назореев со своей духовной семьей — учениками.