Василий Бартольд - Киргизы. (Исторический очерк)

Радлов в 1869 г. посетил сарыбагышцев и султинцев "не более чем через пять лет" ( Кант 5 Jahre ) после покорения, и нашел там полное умиротворение; повсюду он мог ездить без конвоя и нигде не встречал враждебного отношения. Киргизы даже легче примирились с русским управлением, чем их северные соседи (казаки). В отличие от казаков, киргизы тогда жили не мелкими аулами, а целыми родами; иногда юрты одного рода тянулись вдоль берега речки верст на двадцать и более. Перед каждой юртой стояло копье, чего у казаков не было. Часть народа занималась земледелием: пашни обрабатывались еще тщательнее, чем у казаков. Известно, что записанные Радловым киргизские тексты, особенно эпические вошли в пятую часть его "Образцов народной литературы тюркских племен". В киргизском эпосе часто упоминаются ногайцы; повидимому, даже главному герою. Манасу, приписывается ногайское происхождение (он причисляется к сары-ногаям), что заставляет предполагать влияние ногайского эпоса на киргизский. Пути этого влияния еще не выяснены. Судя по словам Талызина, грамотность, несмотря на частую переписку с русскими властями, была у киргиз, как и следовало ожидать, мало распространена: "на весь Чуйский край был один писарь из сартов". В противоположность этому, Вышнегорский слышал в 1886 г., что "в каждой кара-киргизской волости Аулие-атинского уезда находится от одной до четырех школ (мектебов), содержимых богатыми людьми".

Мы видели, что русская власть сначала признала манапов. По свидетельству Талызина, бумаги адресовались, например, "старшему манапу сарыбагышей Джантаю-батырю". Валиханов в декабре 1864 г., осуждал русские власти за то, что ими "ничтожный, известный лживостью" Сарынбек (или Сарымбек) был возведен в знание "ага манапа", тогда как прежде у киргиз аристократии не было, и только немногие, как Урман и Бурумбай (или Бурамбай, Буранбай), выдвинутые своими личными качествами, достигали главенства, при чем первый был известен храбростью, второй — замечательным умом. Назначив главным манапом ничтожное лицо, русские "случайное явление возвели в постоянное достоинство": этим же они вооружили против себя других манапов (называются Мурад Али, из бугинцев и Боли-Карай), которые "ушли не от нас, а от Сарымбека". Мне неизвестно, имеется ли в виду тот Сарамбек, или Сарымбек в долине Таласа на Карабуре, с которым имел дело Черняев, или упоминаемый у Талызина манап Саурамбай Худояров, бывший в 1868 г. младшим помощником уездного начальника и бывший в живых еще в 1897 г., когда о нем говорится только как о "почетном старике Тынаевской волости" (из сарыбатышцев).

Во всяком случае власть манапов скоро пришла к концу; по временному положению 1867 г. (замененному впоследствии положением 1886 г.), выборные бии могли быть одинаково из манапов и не манапов.

Рассмотрение судеб киргизского народа, как части населения сначала Российской империи, потом СССР, не входит в задачу настоящего очерка.

Ср. мою рецензию в Зап. Вост. Отд. Арх. Общ., т.XV.

Ср. мою рецензию в журнале "Анналы", II.

О теориях по вопросу о хуннах ср. К. Иностранцев, "Хунну и Гунны". 2-е дополн. изд., Ленинград, 1926, (Ленингр. Инст. Жив. Вост. Яз., Труды Туркол, Семинария, 1).

В.И. Анучин. Очерк шаманства у енисейских остяков (Сборн. Муз. Антроп. и Этн. при Акад. Наук, II, 2), Спб. 1914, стр.4.

Г.Н. Потанин. Очерки северо-западной Монголии, 1 (Сиб. 1881), 374.