Петр Асташенков - Главный конструктор

Но особо выделил Сергей Павлович идею К. Э. Циолковского о составных многоступенчатых ракетах и ракетных поездах. «Одиночной ракете, чтобы достигнуть космической скорости, надо давать большой запас горючего… Поезд же дает возможность… достигать больших космических скоростей», — процитировал Королев знаменитые слова своего великого учителя. И добавил: «По существу, это предложение открыло дорогу человечеству в космическое пространство».

Так, анализируя труды К. Э. Циолковского, Сергей Павлович как бы очертил громадный круг задач, которые предстояло решить продолжателям дела великого ученого на пути к созданию многоступенчатой баллистической межконтинентальной ракеты.

Какой напряженностью была отмечена работа по подготовке этой ракеты к пуску, можно судить по письмам. Сергея Павловича в мае — июне 1957 года. Даже в праздничные дни он не знал отдыха. Вот что писал Сергей Павлович домой 1 мая:

«Я поздно встал, в 11 часов, пошел в баньку и хорошенько помылся, а потом лег снова спать и сейчас (16.15) собираюсь идти на „праздничный обед“, т. е. просто на обед в нашу столовую.

Все эти дни много работал, у нас и завтра, 2 мая, нормальный рабочий день (да и слава богу — скорее, что надо, доделать, а не сидеть сложа руки).

Вот почти год я не работал с моими дорогими товарищами — конструкторами…

Я все более убеждаюсь, как много значит в каждом деле отношение того или иного человека к порученной задаче, его характер и то личное, свое, что он вкладывает в свой труд. А особенно это важно в нашем, таком новом и необычном деле, где запросто приходится перелистывать Книгу знаний.

Я действительно в самом праздничном настроении сегодня».

3 мая: «Сейчас уже 23.30, и мне надо ехать на работу… Вчера и сегодня был очень занят; в ближайшие дни забот будет еще больше. Эта декада вся будет очень занята у меня».

И вот сроки решающего испытания сверхмощной ракеты приблизились. 6 июня Сергей Павлович писал:

«Жизнь наша и дела идут, как принято говорить, ходом, а я добавил бы — очень быстрым ходом. Все дело, конечно, в том, что происходящие и произошедшие события по мере нашего познания их, в процессе изучения полученных данных несут нам все новые и новые неожиданности и открытия».

В связи с участием в работе большого числа представителей различных организаций Сергей Павлович затрачивал много усилий на координацию их работы в столь ответственный период. А ведь бывали и разногласия.

Трудности, встречавшиеся на пути к взлету принципиально новой ракеты, усиливали расхождение мнений. «Мне думается, — писал Сергей Павлович, — что до берега уж не так далеко и мы, конечно, доплывем, если только будем дружно, вместе выгребать против волн и штормов… Числа до 12–13 июня, очевидно, буду очень занят… Мы должны добиваться здесь, именно здесь и сейчас нужного нам решения».

И они добивались своего, несмотря на все трудности. Даже погода им не благоприятствовала. «Последние двое суток, — отмечал Сергей Павлович, — у нас не так жарко, но сильнейший ветер и пыль засыпают все… Ночи совсем холодные. В общем, как здесь говорят, это совсем не Рио-де-Жанейро. С этим трудно не согласиться, но тем желаннее Янтарный берег».

Ракеты на военном параде на Красной площади .

В августе 1957 года на весь земной шар прозвучало сообщение ТАСС о создании и испытании в СССР межконтинентальной многоступенчатой баллистической ракеты. Наконец был завершен целый этап в развитии советского ракетостроения — в области мощнейших жидкостных ракет наша страна заняла ведущее место в мире. Ни в одной стране тогда еще не было подобной ракеты.

«Я видел Королева на полигоне в 1957 году, — вспоминает один из научных сотрудников. — Я сразу приметил его плотную, коренастую фигуру: он редко бывал один, всегда что-то говорил спутникам, поворачивая на ходу к ним голову. Он же ни разу не видел меня, новичка. Встретившись со мной на стартовой площадке, остановился, спросил с интересом, который я тогда объяснял моей вопиющей молодостью: „Ты кто такой?“ Я растерялся: столько ходило рассказов о его остроумии, находчивости, склонности к подначкам. Сначала потер левый глаз, будто туда попал песок, откашлялся и наконец выдавил из себя, что, мол, прибыл с группой научных сотрудников. Он понимающе кивнул и как-то совсем по-дружески, как будто мы росли мальчишками в одном дворе, спросил: „Небось и ракеты близко никогда не видел?“

Я подумал, может, он смеется надо мной, и ничего не сказал в ответ. Только нервно сунул руки в карманы пальто. Но он все понял без слов, взял меня под локоть и повел показывать носитель, пусковое оборудование. Битых два часа ходил со мной по старту, объяснял.

Я потом долго находился под впечатлением необычной экскурсии. Может, думал я, ему хотелось поделиться своей гордостью, своей радостью, ведь под его руководством создана такая чудесная, могучая и абсолютно новая техника. Своим близким помощникам об этом говорить было неудобно, они и так все знали, с самого начала сжились, свыклись с необычным творением разума и рук человеческих.

Но всего вернее предположить, что Сергей Павлович использовал возможность поделиться своими знаниями. Ведь недаром еще в начале работы над мощными носителями Сергей Павлович решил прочесть цикл лекций по проектированию современных ракет в одном из московских вузов. Многие удивлялись:

— Времени и так в обрез, как вы сможете?

— Придется подналечь. Очень важно осмыслить то, что сделано, отлить, так сказать, в теорию.

И он, выкраивая каждую минуту, готовился к лекциям. Настал день встречи с молодежью. Он понимал, что его лекция — это как бы отчет нашей ракетной науки перед своим будущим, это наметка тех рубежей, с которых им, молодым, придется брать эстафету в свои руки.

После лекции студенты долго находились под ее впечатлением. Да и как можно было остаться спокойным, услышав от Сергея Павловича столько необычного о ракетах!..»

В дальнейшем наши ракеты становились все более могучими и дальнобойными. Стратегическая, летя со скоростью 28 тысяч километров в час, была уже способна достичь цели, отстоящей за десятки тысяч километров. Она в 20 раз быстрее самолета, в 10 раз быстрее вылетающего из орудия пушечного снаряда. В печати была названа цифра, характеризовавшая мощность двигателей стратегической ракеты: она равноценна мощности десятка крупнейших электростанций! А если попробовать сравнить ее мощность, скажем, с мощностью авиамотора? Видимо, лишь десятки тысяч таких моторов способны приблизиться к суммарной мощи ракеты.

Покоряла воображение и система автоматического управления ракетой в полете. Особенно ценной была ее автономность — независимость от каких-либо наземных радиотехнических устройств. От большой скорости и высоты полета, от невозможности помешать управлению ракетой и идет неуязвимость нового оружия.