Анатолий Терещенко - Разлом. Белый и красный террор

То, что Колчак воевал в Сибири с красными, — общеизвестно. Менее известно сегодня, что он сделал практически невозможное. Его стараниями через полгода вся Сибирь была охвачена мощнейшим партизанским движением. Как писала Елена Прудникова: «Это ж надо уметь — сотворить такое в регионе, где вдоволь земли, никогда не было помещиков и практически нет пролетариата, где большевики изначально не могли иметь народной поддержки. Его высокоблагородие сумел» .

Признание Грейвса тому подтверждение. А он знал, что говорил.

Ярость «правителя Омского» была понятна, потому что против него воевали не только красноармейцы, супротив его жестокостей восстало крестьянство, которое видело в белых вчерашних господ, собирающихся снова отобрать у них землю-кормилицу.

С учетом захвата летом 1918 года колчаковцами и белочехами золотого запаса России в Казани адмирал Колчак стал фактически распорядителем желтого металла, а потому щедро проматывал его.

С мая по декабрь 1919 года он истратил 11,5 тысячи пудов драгметалла, то есть 37 % всего запаса. Считается, что он тратил золото на нужды армии, но это не совсем так. Вернее, совсем не так. Только англичанам Колчак передал 2883 пуда золота! Японцам — 2672 пуда, французам — 1225 пудов. А потом этот «патриот земли русской» хорошо удобрил эту самую землю российской кровью.

И вдруг читаю, сенатор Мизулина, очевидно, ревнительница памяти адмирала Колчака, ратует за установку ему памятников:

«Должны быть места поклонения, памятники героям Русской Армии, положившим свои жизни, благополучие во имя России, Царя и Отечества. В Омске должен появиться памятник Александру Колчаку!»

Между тем люди говорят — поставили памятник человеку, который по приказу англосаксов был направлен в Россию, чтобы убивать соотечественников.

Уже упоминаемый американский генерал Грейвс — командующий американским оккупационным корпусом в Сибири, которого трудно заподозрить в симпатиях к большевикам, в воспоминаниях признавался, что в Восточной Сибири совершались ужасные убийства со стороны колчаковцев. Так, подчиненный Колчаку и.о. губернатора Енисейской области Розанов «…усмирение повел «японским способом». Захваченные у большевиков селения подвергались грабежу, мужское население ими выпарывалось поголовно или расстреливалось. Ни стариков, ни женщин тоже не щадили. Наиболее подозрительные по большевизму селения просто сжигались. Естественно, что при приближении розановских отрядов по крайней мере мужское население разбегалось по тайге, невольно пополняя собой отряды повстанцев… Тюрьмы и концентрационные лагеря были набиты до отказа. Сотни русских, осмелившихся не подчиниться новому диктатору, висели на деревьях и телеграфных столбах вдоль Сибирской железной дороги. Многие покоились в общих могилах, которые им приказывали копать перед тем, как колчаковские палачи уничтожали их пулеметным огнем. Убийства и грабежи стали повседневным явлением…»

Но еще более впечатляет поведение колчаковского воинства при отступлении, когда ни о каком усмирении речь уже не шла. Одно из таких свидетельств обнародовал врач из Красноярска Владимир Величко. В своей возмущенной интернет-рецензии на фильм «Адмиралъ» он писал:

«В 1978 году я, выпускник медицинского института, приехал работать в маленький городок, расположенный на Транссибирской магистрали. В Гражданскую войну железнодорожная станция этого городка называлась Клюквенная, а фронт — Клюквенским. Здесь проходили наиболее ожесточенные сражения белых и красных. Однажды пришлось мне познакомиться с пациентом — старым, девяностолетним дедом. Вот его слова о колчаковцах:

«Когда их погнали от Омска на восток, они на каждой станции вешали и расстреливали десятками, если не сотнями человек. Делали они это так. Между крышей высокой водонапорной башни и ее кирпичной стенкой они просовывали десятки оглоблей и развешивали гирлянды. Хватали и вешали без разбора — женщин, детей, стариков. Моего деда, которому тогда было за восемьдесят, — повесили. Еще они делали так. Связывали жителей по двое, спина к спине, и кидали на рельсы. После этого пускали паровоз. Это колчаковцы называли — смазать рельсы! Иногда на рельсы они укладывали людей на протяжении двухсот-трехсот метров. Сколько было крови…

Кроме этого, они в теплушках привозили избитых и раненых людей — видимо, из Красноярска, это 120 км от Клюквенной. Их вязали спина к спине и выкидывали из вагонов. Женщин и мужчин связывали лицом к лицу. Вязали очень плотно. Потом их раскладывали на рельсы, офицеры поднимались в кабину паровоза, и он шел по людям. Кого резало колесами, кого давило днищем паровоза. Некоторые умудрялись выкатываться на обочину, этих, когда паровоз проходил, не убивали, а смеялись, что Бог их спас».

А сколько можно прочесть в документальной литературе о применении колчаковцами принципа древнеримской децимации — расстрел каждого десятого.

Бывшие союзники, особенно англичане, щедро снабжали Колчака боеприпасами, оружием и деньгами.

«Мы отправили в Сибирь, — гордо сообщал командующий войсками в Сибири генерал Нокс, — сотни тысяч винтовок, сотни миллионов патронов, сотни тысяч комплектов обмундирования и пулеметных лент и т. д. Каждая пуля, выпущенная русскими солдатами в большевиков в течение этого года, была изготовлена в Англии, английскими рабочими, из английского сырья и доставлена во Владивосток в английских трюмах».

Неслучайно в то время в России распевали песенку:

Антанта держала армию Колчака под своим непосредственным контролем. При штабе белогвардейцев постоянно находились военные миссии держав Антанты. Французский генерал Жанен был назначен главнокомандующим всеми войсками интервентов, действующими в Восточной России и в Сибири, а упоминаемый уже английский генерал Нокс ведал снабжением колчаковской армии и формированием для нее новых частей.

Капитан государственной безопасности в отставке Федосья Федосьевна Борисова, сотрудница Смерша НКО СССР, бывшая старшим оперуполномоченным Особого отдела Краснознаменного Балтийского флота, стала свидетелем ярости колчаковских банд.

Впервые это имя автор услышал из уст своего первого оперативного начальника генерал-майора Николая Кирилловича Мозгова в его выступлении на День чекиста во Львове — в Особом отделе КГБ СССР по Прикарпатскому военному округу. Повествуя о фронтовых буднях во время службы в Особом отделе, а потом Смерше на Балтфлоте, он вспоминал некоторые операции и оперативников, участвовавших в них.