Юрий Андреев - Архаическая Спарта. Искусство и политика

Fitzhardinge L. F. Op. cit. P. 72.

Herfort-Koch Μ. Op. cit. S. 75; Fitzhardinge L. F. Ibid. P. 86.

Herfort-Koch Μ. Op. cit. S. 24, Abb. 3; S. 58, Abb. 5 и S. 75, KS 10 и 11.

Fitzhardinge L. F. Op. cit. P. 87.

Fitzhardinge L. F. Op. cit. P. 88. Ср.: Herfort-Koch Μ. Ibid. S. 75, KS 17.

Dawkins R. M. Limestone Reliefs//АО. P. 187; Фицхардинг (Ibid. P. 73) сдвигает дату вслед за Бордмэном к 580-570 гг.

Ср. Fitzhardinge L. F. Op. cit. P. 77: «Стиль тяжелый, но сильный, является уже типично лаконским, стела датируется началом второй четверти века».

См.: Herfort-Koch Μ. Op. cit. S. 76; Fitzhardinge L. F. Ibid. P. 77.

Fitzhardinge L. F. Op. cit. P. 77, fig. 91; ср.: Herfort-Koch Μ. Op. cit. S. 76.

Fitzhardinge L. F. The Spartans. P. 78 f.; fig. 92-93.

См.: Fitzhardinge L. F. Op. cit. P. 80 f.; Herfort-Koch Μ. Archaische Bronzeplastik Lakoniens. S. 76.

Fitzhardinge L. F. Op. cit. P. 78, 81.

Herfort-Koch Μ. Op. cit. S. 77.

Fitzhardinge L. F. Op. cit. P. 82.

Ibid.

Ibid. P. 82 f. См. также: Schröder Br. Archaische Skulpturen aus Lakonien und der Maina // AM. Bd XXIX. 1904. Особенно S. 47-49: Jüngling von Geraki.

Fitzhardinge L. F. The Spartans. P. 83.

Ср.: Fitzhardinge L. F. Op. cit. P. 88.

Pipili Μ. Laconian Iconography of the Sixth Century В. C. Oxford. 1987. P. 80.

Согласно Картлиджу (Car/ledge P. Sparta and Lakonia. A Regional History 1300—362 В. C. London, 1979. P. 155), он же перестроил Амиклейон; Rechter Ε. Amvklae. Der Thron des Apollon//JdI. Bd. 33. 1918. S. 107-245.

Pipili Μ. Op. cit. P. 82.

Приверженность спартанцев к примитивным аниконическим или частично иконическим культовым фигурам отмечает Джеффри (Jeffery L. Η. Archaic Greece. The City-States c. 700—500 В. C. London, 1976. P. 128). Относительно Аполлона Амиклейского она замечает, что он так же, как и другой аналогичный колосс, Аполлон Пифейский в Форнаксе, представлял собой деревянный столб, покрытый позолоченными листами бронзы, высотой около 45 футов. В нормах этого же канона была выполнена и статуя Зевса, посвященная спартанцами в Олимпию уже в V в.

По Мюллеру (Müller W. Architekten in der Welt der Antike. Leipzig, 1989. S. 208) середина или 2-я пол. VI в.

Cartledge P. Op. cit. P. 155; по Куку (Cook R. M. Spartan History and Archaeology // CQ. Vol. 12. Pt. 1. 1962. P. 157) вскоре после 479 до н. э.

Как было уже отмечено, в своих работах Кук приходит к мысли, что, с одной стороны, расцвет лаконского художественного ремесла в VI в. мог быть достигнут и в условиях уже действующего ликургова законодательства, поскольку производителями основных видов художественных изделий были периеки, а они «не были полностью включены в ликургову систему», с другой же, для объяснения деградации лаконской расписной керамики «нет необходимости выдвигать политическую причину этого упадка, ставшего результатом конкуренции с аттической керамикой, а не следствием появления призрака Ликурга» (см. с. 170, прим. 85). В своей статье Кук (Cook R. Μ. Spartan History and Archaeology // CQ. Vol. 12. Pt. 1. 1962. P. 156 ff.) пытался оспаривать сам факт спартанского аскетизма (austerity), доказывая, что повседневная жизнь спартиатов в общем не отступала от обычных греческих стандартов с поправками на относительную бедность государства. Холлэдэй (Holladay A. J. Spartan Austerity // CQ. Vol. 27. Pt. 1. 1977. P. 116) резонно возражает на это, что «в прошлом Спарта была способна ввозить предметы роскоши, и было бы уместно сравнить спартанскую жизнь в седьмом и пятом столетиях».

Finley Μ. I. The Use and Abuse of History. N. Y., 1975. P. 161 ff.

Некоторые авторы передвигают окончательный упадок лаконского искусства на более поздний исторический период, относя его ко времени уже после изгнания персов из Греции (так, Huxley G. L. Early Sparta. London, 1962. P. 65, 73), другие , похоже, вообще его отрицают: так, Клаус (Clauss Μ. Sparta: Eine Einführung in seine Geschichte und Zivilisation. München, 1983. S. 187) считает, что «художественное творчество в Лаконии не прерывается ни в 550, ни в 500 гг.», если иметь в виду «скульптуру из камня, акротерии или изделия из бронзы и кожи». Также Форрест (Forrest W. G. A History of Sparta 950—192 В. С. New York—London, 1969. P. 57) ... «местное искусство долгое время пребывало в застое, хотя и не ослабело еще примерно до 550 г., когда сильнейшее влияние аттической керамики стало совершенно достаточной причиной того, что лаконские гончары, как и другие в других местах, должны были впасть в уныние и потерять свои рынки». Однако «одной только великолепной бронзовой чаши из Викса достаточно, чтобы доказать, что лаконские бронзолитейщики не последовали сразу их примеру. Обрыв в импорте также должен быть передвинут немного ниже, примерно к 570 г., где-то уже вне пределов досягаемости самого позднего из возможных Ликургов, и, во всяком случае, чтобы объяснить его, не нуждается в привлечении «агоге» в качестве причины упадка. Конечно, если археологические свидетельства должны быть связаны с Ликургом, то гораздо лучше доказать, что освобождающий аспект его реформ мог стать причиной первого реального расцвета спартанского искусства, начиная примерно с середины седьмого века и далее». У. Хефнер (Hafner U. Das Kunstschaffen Lakoniens in archaischer Zeit. Münster, 1965. S. 79 f.) отмечает, что произведения лаконских мастеров «последней трети VI в. обнаруживают типичные признаки внутренней стагнации». В связи с этим она оспаривает мнение Кихле и Липольда, считающих, что упадок лаконского искусства начинается уже с середины VI в.: «Так же, по мнению Липольда, необходимо отметить снижение художественной деятельности во всех областях, начиная с середины VI в. Кихле (Kiechle F. Lakonien und Sparta. München—Berlin, 1963. S. 249), который ему следует, даже думает, что „это, видимо, просто духовный климат, который под влиянием развития Спарты становился все неблагоприятнее для раскрытия дарований в этой области". Это верно в отношении произведений последней трети VI в., являющих собой типичные приметы внутреннего отмирания. С другой стороны, во времена поздней архаики лаконцы достигли значительных успехов. Героические и Диоскуровы рельефы нельзя охарактеризовать как произведения застывшего направления в искусстве... Вопреки мнению Кихле, здесь необходимо заметить, что рост политического авторитета благоприятно отозвался на изобразительном искусстве; так, деятельность Бафикла в Амиклах несомненно следует рассматривать в связи с позицией власти Спарты. Художественные инициативы могли быть продемонстрированы в местной скульптуре, в лаконском рельефе».

Эта неравномерность в развитии различных видов и жанров лаконского искусства была отмечена уже Блэйкуэем (Blakeway A. The Spartan Illusion. Pen. на книгу Oilier F. Le Mirage spartiate // CR. Vol. 49. Pt. 5. 1935. P. 185.).

В этой связи уместно поставить вопрос о том, чем спартанцы платили за те предметы чужеземного импорта, часть которых оседала в их святилищах и, вероятно, также в могилах. Чересчур поверхностная и явно противоречащая имеющемуся археологическому материалу попытка Форреста найти ответ на этот вопрос (Forrest W. G. Op. cit. P. 72: «Лаконские гончары начали... производить вазы, стиль которых становился все более привлекательным и находил известное одобрение даже за пределами Лаконии. Оттуда — из Африки, с Востока и Малой Азии — в обмен привозились предметы роскоши»,...) вполне оправданно отвергается Холлэдэем (Holladay A. J. Op. cit. P. 113 f.), который склоняется к мысли о том, что ввоз чужеземных товаров в Спарту компенсировался вывозом, в первую очередь, различных видов сельскохозяйственных продуктов и сырья (леса, кожи, железа и т. п.). В этой связи он оспаривает гипотезу Р. Кука, согласно которой культурная отсталость Спарты была прямым следствием ее бедности: «Предложение Р. М. Кука о том, что Спарту следует сравнивать скорее с другими бедными аграрными государствами Пелопоннеса, а не с Афинами, хотя и имеет некоторый смысл, в целом не является обоснованным, поскольку Спарта обладала ресурсами, которых не хватало Тегее или Элиде». Правда, несколько ниже (Р. 117) он замечает, что «отсутствие импортированных поэтов и глиняных ваз кажется более надежным основанием для того, чтобы прийти к выводу об аскетизме спартанской жизни, чем просто исчезновение золота, слоновой кости и янтаря из хранилища Орфии. Последнее можно приписать изменению моды на украшения или на стиль храмовых посвящений».