Юрий Андреев - Раннегреческий полис (гомеровский период)

С иным и, судя по всему, более прогрессивным типом гомеровского полиса знакомит нас «Одиссея». В VI песни поэмы (262 слл.) царевна Навзикайя рассказывает Одиссею о городе феаков: «Затем мы придем в город, который окружает высокая стена (πύργος). С двух сторон город омывает прекрасная гавань с узким проходом, (через который) качающиеся на волнах корабли отыскивают себе дорогу (в гавань). Ведь для каждого из них поставлен на берегу навес (έπίστιον). Там у них и агора вокруг прекрасного святилища Посейдона, устроенная из огромных врытых в землю камней. Там же держат они и снасти своих черных кораблей: канаты и паруса и обтачивают свои весла». В другом месте (Od. VII, 43 слл.) та же самая картина очерчена более скупыми и беглыми штрихами: «Дивился Одиссей, видя гавани и корабли, агору героев и большие, высокие стены (τείχεα), дивные взору». Как мы видим, панорама города в обоих случаях складывается из трех основных элементов: стен, гавани и агоры. Различие только в их последовательности. Ансамбль гавани и непосредственно с ней связанной агоры занимает во всей этой картине центральное место. Феакийская агора представляет собой довольно сложный архитектурный комплекс. В центре ее расположено святилище Посейдона (Пοσιδήιον). Имеет оно вид храма, или же просто огороженного алтаря, остается неясным. Можно поэтому сказать, что агора здесь образует часть священного участка — темена—или даже прямо совпадает с ним. [119] McDonald W. A. The political meeting places of the Greeks. Baltimore, 1943, p. 25, n. 41; Martin R. Op. cit., p. 39. На агоре или рядом с ней размещены также портовые сооружения, в которых стоят корабли феаков и хранятся корабельные снасти. Из контекста трудно понять, каково было назначение находившихся здесь же больших камней. Была это просто вымостка на площади, или ограда вокруг святилища Посейдона, или же, наконец, сидения, на которых располагались граждане во время народного собрания? [120] Так понимает это место Р. Мартэн (ibid., p. 38); ср.: McDonald W. A. Op. cit., p. 25. Последнее предположение кажется довольно правдоподобным, так как помимо археологических параллелей (о которых ниже, с. 39) оно находит подтверждение и в тексте самого Гомера. Так, в начале VIII песни (с. 6) снова упоминаются «гладко отесанные камни» на агоре, служащие сидениями для Одиссея и Алкиноя. В «Илиаде» (XVIII, 503 сл.) на таких же «гладко отесанных камнях», поставленных внутри «священного круга» (ίερωι ένΐ κύκλωι ), восседают старцы, творящие суд в одной из сцен, представленных на щите Ахилла. Народ, окружающий здесь старцев, по-видимому, стоит. Однако у феаков сидят все участники собрания (см. VIII, 16: «Быстро наполнилась собравшимися людьми площадь и сидения — άγοραί τε και εδραι; ср.: Il. II, 211; Od. III, 7 сл.). Агора у феаков служит не только местом для народных сходок и богослужений, но также стадионом и орхестрой для игр и плясок молодежи, как это видно из песни VIII, 109 слл., выполняя, таким образом, по выражению Мартэна, «агональную» функцию наряду с политической и религиозной. В то же время в феакийских песнях «Одиссеи», да и вообще нигде у Гомера нет никаких намеков на то, что агора использовалась так же, как торговая площадь. [121] McDonald W. A. Op. cit., p. 22; ср.: Martin R. Op. cit., p. 62. В этом отношении гомеровская агора вполне соответствует тому, что поздние греческие авторы называли «свободной агорой». [122] Martin R. Op. cit., p. 281; ep. p. 165. Еще одна характерная особенность феакийской агоры состоит в том, что она никак не связана с царским дворцом, дворец Алкиноя расположен где-то в стороне от нее, среди домов других горожан (см. VI, 298 слл.; VII, 29, 46). Этим она отличается от троянской агоры, находившейся прямо перед дверьми дворца Приама (см. Il. II, 788; VII, 346).

В описании острова феаков, несомненно, есть традиционные сказочные элементы. Важнейший из них — чудесный дворец Алкиноя, столь впечатляюще изображенный поэтом в VII песни «Одиссеи». [123] Eitrem S. Phaiaken. - RE, Hbb. 38, 1938, S. 1522; Webster Т. B. L. From Mycenae to Homer. L., 1959, p. 157. Однако прилегающий ко дворцу оживленный приморский город, эскизно очерченный перед этим, вызывает совсем иные, уже не сказочные, а вполне реальные ассоциации. Его ближайший прототип следует искать, по всей видимости, в зоне ионийской колонизации среди таких городов, как Милет, Колофон, Эфес, Смирна и др. Едва ли случайно, что сами феаки представлены в поэме как мореходы-колонисты, покинувшие свою первоначальную родину — «широкую Гиперею», где они жили в соседстве с дикими циклопами — в поисках лучших мест для поселения (VI, 4 сл.). Уже Э. Роде назвал город феаков «идеальным образом ионийской колонии». [124] Rohde E. Psyche. Bd. 1. Freiburg, 1903, S. 83. Эту догадку немецкого ученого подтверждает поразительное сходство панорамы гомеровской Схерии с недавно открытой архаической Смирной (см. о ней, с. 21). [125] Cook J. M. Old Smyrna, 1948-51. - BSA, 53—54, 1958—59, p. 16. В обоих случаях мы видим перед собой небольшой прибрежный город, опоясанный стеной с башнями и воротами и расположенный на мысу у входа в удобную «двойную» бухту. Правда, для полного тождества здесь не хватает одной существенной детали, а именно городской площади, расположенной прямо на морском берегу рядом с корабельной стоянкой (местонахождение смирнинской агоры, как было уже сказано, пока еще не удалось определить с достаточной точностью). Единственной реальной аналогией феакийской агоры остается пока что своеобразный археологический комплекс, открытый в Дреросе (см. выше, с. 24). [126] Martin R. Op. cit., p. 59 sq.; ep. p. 56. Его конструкция помогает понять некоторые неясные детали в гомеровском тексте и, в частности, объясняет назначение больших камней, из которых была сложена, по словам поэта, агора феаков.

Гомеровская коллекция полисов, разумеется, не дает исчерпывающего представления о многообразии форм и типов поселений, существовавших в Греции на протяжении XI— VIII, вв. до н. э. и известных нам даже по пока еще весьма скудным археологическим данным. Некоторые из этих форм вообще не имеют ни одной ясно выраженной эпической параллели. О существовании других можно догадаться лишь по разбросанным в тексте поэм неясным намекам. [127] Так полис экстравертного типа, т. е. комбинация укрепленного акрополя с неукрепленным «нижним городом» в своем чистом виде не встречается в эпосе ни разу, хотя в некоторых местах поэт дает понять, что этот тип поселения был ему также известен. — Il. VI, 286 слл.; ср. Od. II, 154 ср.: Schuchhardt С. Hof, Burg. .. — Neue Jahrb. KL Alt., XXI, 1908, S. 308 f. Тем не менее два типа поселения, соответствующие двум основным стадиям в развитии раннегреческого полиса, очерчены в эпосе достаточно ярко и выпукло. Это — «протополис», или поселение первичной семейно-родовой общины (наиболее характерным его образцом можно считать Трою), и раннеархаический полис, являющийся по существу уже начальной формой города-государства (город феаков). Основное различие между этими двумя типами гомеровского полиса заключается в организации их архитектурного центра. В Трое таким центром является, несомненно, дворец Приама, занимающий вершину городского холма. Дважды упомянутая троянская агора составляет как бы придаток ко дворцу, занимая площадку перед его дверями. В городе феаков мы видим иную картину. Агора с расположенным на ней святилищем Посейдона и каким-то подобием амфитеатра, в котором размещаются участники народного собрания, образует самостоятельный архитектурный ансамбль, никак не связанный с дворцом и в то же время определяющий собой весь силуэт города таким, каким его видит перед собой только что прибывший чужеземец. Наличие в городе постоянного, четко оформленного центра политической и религиозной жизни, равно как и его независимость от царского жилища, — факт сам по себе весьма знаменательный, ибо он свидетельствует о зарождении новой гражданской общины из разрозненных ячеек старого родового общества. [128] Thomas C. G. Homer... — «La Parola del Passato», fasc. 106, 1966, p. 7 sq.