Александр Бушков - Россия, которой не было – 4. Блеск и кровь гвардейского столетия

В том-то и парадокс, что едва намеченная Павлом «рыцарская идеология» при дальнейшем ее развитии ударила бы по российскому самодержавию не в пример сильнее, чем все прежние попытки. Павла следует оценивать еще и по тем последствиям, что могли повлечь за собой его решения, проводившиеся бы в жизнь достаточно долго.

Не зря один из современников-консерваторов назвал реформы Павла «карбонарским равенством», которое-де «противоречит природе вещей».

Николай Бердяев писал в работе «Истоки и смысл русского коммунизма»: «…таинственная страна противоречий, Россия таила в себе пророческий дух и предчувствие новой жизни и новых откровений… святая Русь всегда имела обратной своей стороной Русь звериную. Россия как бы всегда хотела лишь ангельского и звериного и недостаточно раскрывала в себе человеческое. Ангельская святость и зверская низость – вот вечные колебания русского народа… для русских характерно какое-то бессилие, какая-то бездарность во всем относительном и среднем…»

В этом много правды. Безусловно, никоим образом не стоит относить к ангелам ни Лжедмитрия I, ни Петра III, ни тем более Павла I. Они были детьми своего времени с массой недостатков, ошибок и промахов. И все же эти три убитых самодержца как раз и были теми, кто нес России «новую жизнь и новые откровения». Они, все трое, каждый в свое время, предлагали России иной путь, уводивший из тупика и застоя. И всех троих с какой-то жутко-мистической регулярностью сожрала «Русь звериная»…

Только после 1905 года можно стало упоминать печатно, что Петр и Павел погибли не своей смертью!

«Настольный словарь для справок по всем отраслям знания» издания Ф. Толля, 1864 год, о Петре III: «Против него составился заговор; П. отказался от престола 28 июня 1762 г., уступил престол супруге и скоропостижно умер в Ропше, в присутствии А.Г. Орлова, Ф.С. Барятинского и Г.А. Теплова». О Павле: «Внезапная кончина, постигшая его в Михайловском замке, в ночь на 11-е марта, положила конец всем колебаниям».

Энциклопедический словарь М.М. Филиппова, 1901 год, о Петре: «Был удален в Ропшу, где и погиб 7-го июня». О Павле: «Погиб вследствие заговора, составленного Паленом, Зубовым и др., в ночь с 11 на 12 марта».

Энциклопедический словарь Павленкова, вышедший в 1913 году, но представлявший собой переиздание прежних лет. О Петре: «Подписал отречение от престола и был отправлен в замок Ропшу, где скоропостижно скончался». О Павле: «В ночь на 11 марта 1801 г. П. неожиданно постигла кончина в крепком замке св. Архангела Михаила (ныне Михайловский замок)».

После 1905 года два видных психиатра попытались решить, наконец, вопрос о душевной болезни Павла либо ее отсутствии. П.И. Ковалевский выпустил выдержавшую восемь изданий книгу, где сделал вывод, что Павел принадлежал к «дегенератам второй степени с наклонностями к переходу в душевную болезнь в форме бреда преследования». Профессор же В.Ф. Чиж написал, что «Павла нельзя считать маньяком», что он «не страдал душевной болезнью» и был «психически здоровым человеком». Доверия к работе Чижа у меня больше не оттого, что его точка зрения схожа с моей, а потому, что Чиж пользовался обширными архивными материалами о жизни и деятельности Павла, зато Ковалевский в основном ссылался на сплетни и анекдоты вроде истории о некоем полку, прямо с парада посланном пешком в Сибирь…

Увы, и в наши дни случается похожее… Лет пятнадцать назад один из виднейших чешских неврологов, профессор Иван Лесны выпустил книгу, название которой я бы лично перевел как «О немощах могучих». Книга интереснейшая, посвящена возможным душевным болезням многих известных монархов. Вот только в русском переводе из нее почему-то исчезла одна-единственная глава – о Павле.

Я не поленился отыскать чешское издание. Профессор бестрепетной рукой ставит диагноз «мегаломания», «явственные признаки невроза навязчивости» и даже «параноидальные черты характера». Однако, едва речь заходит о примерах и доказательствах, Лесны сплошь основывается на тех же старых анекдотах, вымыслах и сплетнях! С документами той эпохи он не знаком вообще, а из мемуаров отбирал только те, что работали на его версию. Кроме того, явным признаком душевной болезни Павла Лесны считает… «постоянный страх Павла, что его постигнет судьба отца». Позвольте, но ведь так и произошло!

Естественно, Лесны считает, что Чиж был «чересчур благосклонен к Павлу». Сам он – безоговорочный сторонник Ковалевского. Бог ему судья. Хорошо, по крайней мере, и то, что Лесны не упустил случая описать склонности Павла, которые вряд ли служат признаком душевной болезни. «Император испытывал огромную склонность к чести с большой буквы „Ч“ – как некогда древние рыцари». Что же тут от болезни? А впрочем, чехам, вечным капитулянтам и вечно чьим-то холопам, с готовностью поднимавшим лапки то перед вермахтом, то перед советскими танками, понятия чести, такое впечатление, не особенно и знакомо…

Сам же Лесны приводит прекрасный пример: в свое время Павел под честное слово освободил из тюрьмы предводителя польских повстанцев Костюшко и нескольких его сподвижников и разрешил им уехать за границу – при условии, что они дадут честное слово никогда более не поднимать оружия против России.

Белорусский шляхтич Костюшко и его друзья слово сдержали – вряд ли они считали Павла сумасшедшим, обещания, данные сумасшедшему, никто не исполняет. Они были в одном пространстве чести, вот и все…

Александр прекрасно знал о готовящемся мятеже. Дело даже не во мнении историков, например Покровского, о том, что распоряжения, отданные им Конногвардейскому полку накануне переворота, могли быть сделаны лишь посвященным. Вожаки мятежа не стеснялись закладывать цесаревича.

Пален подробно рассказывает в своих записках, как обрабатывал великого князя. Муравьев-Апостол вспоминал: «В 1820 году Аргамаков в Москве, в Английском клубе, рассказывал, не стесняясь многочисленным обществом, что он сначала отказался от предложения вступить в заговор против Павла, но Великий Князь Александр Павлович, наследник престола, встретив его в коридоре Михайловского замка, упрекал его за это и просил не за себя, а за Россию вступить в заговор, на что он и вынужден был согласиться».

С императором-подельником, как видим, не церемонились – говорить открыто, в Английском клубе, средоточии знати, зная, что какая-нибудь добрая душа моментально передаст это императору… Аргамаков прекрасно понимал, что император не рискнет даже нахмуриться… Он ведь повязан кровью!

О, разумеется, Александр, обсуждая с заговорщиками детали, проникновенно вещал, что ни один волос-де не должен упасть с головы отца… Лицемерил, стервец! Он был лицемером высочайшего пошиба – об этом столько свидетельств…