Pичард Дэвенпорт-Хайнс - Ледяной призрак. Истории с «Титаника»

В 1912 году перестройка еще не завершилась, и новая остекленная крыша еще не была доделана: торчали высокие подпорки, своего сноса ожидало нагромождение старых офисных зданий, путешественники могли видеть деревянные балки крыши и почерневшие от дыма котловины на развалинах старой Викторианской станции. Буфет вокзала все так же разочаровывал голодных путешественников своими покрытыми пылью кексами и засохшими бутербродами. Касса все так же была местом, где в часы пик любой проезжающий терял драгоценное время и шиллинги. Сквозь толпы народа шныряли грузчики с тележками, заполненными чемоданами. По воспоминаниям историка железной дороги, на вокзале витал стойкий аромат «пустых бидонов для молока, лошадей, валлийского угля и керосиновых ламп, запах Лондона и Юго-Запада». Это был характерный, вездесущий запах, который преследовал путешественников до середины пути к Саутгемптону, заметил Синклер Льюис. Перед отправлением поезда, везущего пассажиров на «Титаник», в мозаике вокзала Ватерлоо появились новые действующие лица, это были «друзья с фотоаппаратами», как назвал их один из пассажиров первого класса, что-то типа сегодняшних папарацци. Они столпились на платформе, пытаясь сделать снимки выдающихся людей, таких как Джон Джекоб Астор.

Дизайн, деление на купе и ценообразование на Британской железной дороге были пронизаны духом классового различия. Это классовое чувство было врожденным и неумолимым. Свидетельством тому явился протест, поданный в 1912 году священником Англиканской церкви Большой Западной Железной дороги касательно решения ее руководства об отмене вагонов первого класса во время коротких поездок. В нем говорилось: «Это заставит всех пассажиров, привыкших жить в приятных и безопасных условиях, примкнуть к толпе неумытых и очень часто зловонных созданий, которых можно встретить в купе третьего класса. Все это вызовет огромное возмущение».

Вагоны были поделены на купе, подразделявшиеся на первый, второй и третий классы. Удобства в этих купе различались в зависимости от компаний. Юго-Восточная железная дорога, купившая в 1842 году гавань Фолкстон и занимающаяся паромными перевозками через Ла-Манш, придерживалась практики материковой Европы и предоставляла своим пассажирам хорошие вагоны второго класса и жесткие и шумные вагоны для третьего класса.

Считалось, что Юго-Восточная железная дорога работает на должном уровне. Когда ее подвижной состав покинул Вокзал Виктория, пассажиры, путешествующие третьим классом, были набиты в вагоны так же плотно, как селедки в бочке, давясь в потном беспорядке и пытаясь читать свою скомканную газету Pearson’s Weekly, когда в лицо упирался локоть соседа.

Вагоны третьего класса Лондонской и Юго-Западной железной дороги были менее грубыми и жесткими. Они были оформлены в мрачные красный, черный и шоколадный цвета. А в вагонах второго класса были золотисто-коричневые, мягкие, удобные плюшевые сиденья, по краям украшенные черными и золотыми кружевами в форме греческих узоров.

В середине каждого ряда кресел в вагоне второго класса были складные подлокотники, таким образом, в ряду было четыре места, а не пять, как в вагонах третьего класса. В вагонах Лондонской и Юго-Западной железной дороги были предусмотрены широкие сиденья для каждого пассажира первого класса: в каждом купе напротив друг друга находились два кресла, покрытые синим чехлом с золотыми кружевами, а также были позолоченные багажные полки. Пассажиры могли отдохнуть, если у них возникало такое желание, как будто бы они были в клубе. Американцы привыкли к тому, что вагоны поездов не поделены на купе, в них можно сидеть и смотреть сквозь проход, изучая своих попутчиков. Им казалось чудаковатым поведение обеспокоенных защитой своей частной жизни англичан, которые пытались уединиться в отдельных купе.

Раскрашенные в яркие цвета черно-белые фотографии, запечатлевшие живописные пейзажи — утесы Бедрутан или Гавань Боскасл — были помещены в рамки и развешаны над креслами, что казалось очень необычным заокеанским путешественникам.

10 апреля 1912 года в 7.30 утра поезд на Саутгемптон, согласованный с расписанием судна, с шумом выехал из вокзала Ватерлоо, громыхнул колесами на стыках и с лязгом направился в сторону доков Саутгемптона. Дома и города, встречающиеся путешественникам на пути, были поделены на классы подобно вагонам поезда. Сначала поезд ехал по путям, по которым ежедневно пригородные поезда утром возят уставших, безропотных клерков на работу в Лондон, а вечером возвращают их домой в пригороды.

Панорама близкоприлегающих друг к другу рядов стандартных домов, с запачканными золой темными задними двориками в центральной части Лондона, уступила место картинке чистых пригородных особняков из красного кирпича, окруженных роскошными весенними садами.

Поезд, везущий пассажиров «Титаника», выехал за пределы Лондона. Здесь на безопасном расстоянии от железнодорожной колеи, окруженные парками и садами, стояли пригородные усадьбы графства Суррей. Один из этих особняков «Полесден Лейси» купил Сэр Клинтон Докинз, финансист, скрепивший сделку, благодаря которой фирма с Уолл-стрит, принадлежащая Пьерпонту Моргану, получила контрольный пакет акций компании «Уайт Стар Лайн». После того как работа на Моргана свела Докинза в могилу, новый владелец дома пригласил архитекторов отеля «Ритц» Чарльза Фредерика Мьюиса и Артура Девиса для того, чтобы перестроить внутреннее убранство усадьбы. Особняк «Полесден Лейси» стал роскошным отображением расцвета и материальным выражением духа эпохи королей Эдуардов. Мьюис и Девис также умели мастерски проектировать интерьер Атлантических лайнеров для пассажиров первого класса.

Воображение может помочь нам представить, какой разной могла быть походка у пассажиров, поднимающихся на борт лайнера, — гордые и уверенные в себе шли прямо, высоко поднимая ноги; с трудом ступали грустные и жалкие; некоторые шли вприпрыжку; надменные шагали неуклюже; некоторые шли, лениво присвистывая; другие ступали тревожно и раздражительно; одни шли крадущейся походкой, поступь других была похожа на движение пантеры, некоторые же двигались, как обреченные на поражение.

То же самое касалось и мужских шляп: голову полковника Астора украшал безукоризненный котелок, мягкие фетровые шляпы носили непринужденно скошенными набок, щегольские длинные пальто «Ольстер» (длинное свободное пальто, названо в честь города Ольстер, в котором производилась ткань «бобрик», из которой первоначально шили эти пальто. — Прим. перев.) в черно-белую клетку, головы бедняков покрывали кепки.

Что касается женщин, то их головные уборы так же четко указывали на социальный статус их владелицы. Среди дам были и обладательницы шляпок последней парижской коллекции, с чьих уст слетали самые свежие нью-йоркские сплетни, и крестьянки, чьи знания о мире вряд ли распространялись дальше тени, которую отбрасывала их деревенская колокольня.