Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

А с другой стороны, в рамках той же «подморозки» началось вытеснение всего не исконного и не кондового, в первую очередь, связанного с христианством, в том числе, и образование. Через пару месяцев после смерти Радамы, еще до коронации, королева денонсировала оба договора с Англией, запретив торговать с иностранцами вообще, в 1831-м резко ужесточила положение христианских общин, спустя год запретила учиться рабам, еще через два года – всем, кроме государственных служащих. И наконец, в 1835-м исповедание христианства было полностью запрещено, миссионеры высланы, а на паству, не желавшую отречься, пошли гонения на зависть самому Нерону. Поющих псалмы упрямцев травили, жгли, бросали со скал, варили; те, кого просто обезглавили, даже не считались мучениками.

Лондон и Париж смотрели на все это с возрастающей озабоченностью, но выжидали, куда идет дело. В конце концов, речь шла всего лишь о туземцах. Но когда в 1845-м очередным указом мандзаки права европейцев были резко ограничены и на них распространились все малагасийские законы, включая трудовую повинность, молчать уже не получилось: англо-французская эскадра обстреляла несколько портов королевства, вынудив Раваналуну дать всем желающим «вазаха» время покинуть остров с вещами. Но не более того. Две попытки надавить жестче, высадив десант, провалились с треском, и было решено пока что не перегибать, ибо еще не созрело.

Впрочем, французские корабли начали аккуратно прощупывать побережье, налаживая торговые связи с еще не совсем покоренными северянами и очень формально покоренными сакалава, поставляя им по льготным ценам оружие и другие товары, по ходу обещая поддержать в случае чего. В ответ из Антананариву шли войска (армия за время ее правления сильно разложилась, но в рамках острова оставалась грозной силой), лилась кровь и вереницы рабов брели на плато, выстилая дорогу трупами. Впрочем, и солдатскими тоже: при Раваналуне считалось, что жалеть людишек ни к чему, бабы нарожают.

Но, следует оговорить, «закрывая» остров от европейцев и выкорчевывая их духовное влияние, в части экономики власти, хотели они того или нет, продолжали политику Радамы. Просто потому, что понимали: без технического прогресса не выстоять, - и сама королева говорила об этом открыто: «Я нисколько не стыжусь своего образа жизни. Я охотно приму любые знания и мудрость, которые пойдут на пользу моей стране. Но не пытайтесь касаться обычаев моих предков. Этого я никогда не допущу». В общем, этакое стихийное «чучхе»: на иностранных технологиях, но своими силами, а чужаки только в качестве узких специалистов под строгим надзором. Причем, преимущественно французы: англичан, связанных с миссионерами и покойным мужем, Раваналуна на дух не переносила, а жаны и жаки прибывали на остров как бы по своей воле и как бы всего лишь заработать.

Некоторые, правда, и не совсем по своей. Скажем, Жана Лаборда, потерпевшего кораблекрушение, выбросила волна, но в этом мандзака не усмотрела ничего страшного, и молодой француз, побывав в ее постели, получил госзаказ на создание оборонной промышленности, который, пригласив пять инженеров из Европы, и выполнил от души, всего за пять лет, без всякой новомодной техники создав на Мадагаскаре полный производственный цикл по производству очень много чего. Проката, например. А также, пружинной стали, пушек пороха, водяных мельниц, стекла, чугуна и всяких станков.

Кроме этого, в подарок королевской семье, за свой счет, Лаборд выстроил четырехэтажный дворец, а по новым подрядам открыл шахты, прокладывал дороги, строил мосты и даже первую на острове узкоколейку. Таким образом, страна двигалась вперед. Но, закономерный парадокс, чем дальше страна двигалась вперед, тем труднее было поддерживать политику «заморозки»; новое «открытие» острова стало насущной необходимостью, и в 1853-м категорический запрет на торговлю с иностранцами был смягчен, а порты открылись.

Однако нехорошие тенденции нарастали. Вооружение армии и содержание двора требовали огромных расходов, что вело к повышению налогов и ропоту в «низах», потому что духи духами, а кушать охота. Правительство, понятно, накручивало население на во всем виноватых иностранцев и их агентуру, но даже последнему рыночному торговцу было понятно, что иностранцев давно нет, а жизнь не легчает. В связи с чем, настроения нагнетались, недовольны были решительно все, правительство в ответ зажимало гайки, скатываясь от «заморозки» к «оледенению», а это, в свою очередь, вызывало протест уже и в высших сферах, - и... И в 1854-м бизнесмен Жозеф Франсуа Ламбер, компаньон Лаборда, лично известный королеве, сблизился с наследным принцем Ракуту, от политики пока что удаленным, но живо ею интересующимся и тянущимся к интересным людям.

Поговорили. Поладили. А 28 июня 1855 года принц подписал договор, в соответствии с которым Ламбер получил исключительное право на добычу полезных ископаемых, использование леса и незанятых земель в обмен на 10%-й налог в пользу государства. Правительство, однако, отказалось ратифицировать документ, подписывать который принц не имел никаких полномочий, и месье Ламбер отправился в Лондон-Париж, где уговаривал политиков организовать экспедицию на остров и сместить «безумную королеву», а потом, не найдя поддержки, вернулся в Антананариву и начал плести интриги, надеясь обойтись своими силами. Заговор, однако, был в 1857-м раскрыт, после чего Ламбер, а также Лаборд, действовавший заодно с ним, и вообще все европейцы были высланы, заводы Лаборда сравняли с землей, а тысячи местных заговорщиков казнены разными неприятными способами.

Раваналуна, обожествленная при жизни, казалась вечной, но смертны все, даже уничтожившие при жизни 50% подданных. 16 августа 1861 года скончалась и она. Во сне, в своей резиденции, в более чем почтенном возрасте. В честь усопшей назначили положенный девятимесячный траур, зарезали 12 тысяч быков, раздав мясо народу, а потомству осталось гадать, как следует оценивать ее долгое и кровавое правление. Тема эта спорная, - европейцы в один голос оценивают ее, как «кровожадную психопатку», но тут, думаю, есть смысл прислушаться к самим малагасийцам, которым всяко виднее.

«Среди всякого рода опасностей, алчности и жестокости, Ранавалуна I сумела привести в движение дремавшие силы нации. Ее крайности способствовали пробуждению таких сторон народного сознания, о которых и не подозревали ранее. Она заставила великие западные державы уважать права своей страны и сумела добиться для неё места в сообществе свободных и независимых наций». Так, в самом деле, наверное, правильнее всего, хотя жить в ее время лично я бы не хотел. Но, как бы там ни было, режим искусственной изоляции аккурат к моменту ее смерти изжил себя, а поскольку маятник «закрытости» зашел слишком далеко, следовало ждать отмашки в другую сторону.