Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

Мешанина, согласитесь, та еще. И со всеми этими народами немцам предстояло как-то налаживать отношения, причем, - поскольку было их очень мало, - на первых порах не очень раздражая, но притом наращивая земельный фонд. Чем и занялся сменивший Густава Нахтигаля, которого пост главы администрации изрядно тяготил, первый уже не «временный», а полноценный глава колонии Генрих Гёринг, - к слову сказать, отец Германа Гёринга, представлять которого, думаю, излишне, - опытный дипломат, управленец и, судя по всему, не сторонник крайностей. Впрочем, возможно, потому его и выбрали: учитывая соотношение сил (немцев было совсем немного), время сторонников крайностей еще не пришло, работать с туземцами следовало тонко: покупки второсортных участков на побережье ничего не решали, нужны были хорошие земли, а кроме того, Берлин требовал добиваться от местных вождей признания протектората (это называлось «договорами об охране»), но вождям и так было хорошо. Будь жив Йонкер или удержи его наследники контроль над подчинявшимися ему племенами и кланами, задача была бы невыполнима в принципе, но...

Но за 20 лет, минувших со дня смерти «капитана над капитанами» многое изменилось. Войны между гереро, больше не подчинявшимися нама, и нама, пытавшимися вернуть власть над гереро, а также внутри самих нама, между орлам и другими кланами, активно подогреваемыя «рейнцами», в 1870-м завершились соглашением о мире. И этот мир поставил точку на каком бы то ни было единстве. А поскольку оставалось еще немало нерешенных вопросов, - о земле, о том, кто главнее кого, и тэдэ, - у немцев, явившихся аккурат когда противники вошли в клинч, были все шансы предложить себя на роль арбитра, чье мнение решающее, - тем паче, что послушные всегда могли рассчитывать на помощь в борьбе с непослушными, а вооружены немцы, хоть и малочисленные, были отменно. Таким образом, поддерживая то один клан, то другой, а взамен предлагая всего-то подписать договор «об охране», да еще «подарить» немного земли, херр Гёринг за пять лет смог кое-чего добиться: под протекторатом Рейха оказалось десятка полтора племен и территория колонии выросла в семьраз. А поскольку, как известно, нельзя объять необъятное, и отношение к разным племена было разное. Бушменов и горных дамара, как «дикарей», просто шпыняли и отстреливали, благо все прочие туземцы, и «черные», и «красные», их тоже за людей не считали. Рехоботерам, «самым-самым почти белым», и прочим «бастерам», дали понять, что считают их «кандидатами в немцы», взамен получив вечную, на все времена преданность. Овамбо, жившие далеко на севере, херра Гёринга интересовали мало, а с нама, характер которых оценили быстро, вели себя уважительно, стараясь не раздражать. Зато гереро предстояло отдуваться за всех.

Ничего личного. У «черных» было много скота и хорошая земля, то есть, готовая приманка для потенциальных колонистов. Все это добро надлежало так или иначе отнять, а владельцев, считавшихся способными к труду (нама, а тем паче бушмены, таковыми не считались), приучить к тому, что судьба батрака тоже достойна. Задача была не проста, - гереро, недавно обретя свободу, этой свободой дорожили. В связи с чем, приходилось лавировать, - и тут очень кстати оказалось то, что ни сам херр Гёринг, ни первые колонисты не страдали расизмом. Что, в общем, не странно: конечно, идеи месье Гобино в берлинских салонах уже входили в моду, однако на низах германское общество ими еще заражено не было, так что, на первых порах, властям колонии помогла сама жизнь. Поскольку сорви-головы первой волны были, в основном, холосты, нужны были женщины. Но белых женщин было исчезающе мало, а которые были, все замужние, а потому мужики обзаводились любовницами из местных благородных семей, благо черные были христианами, а дамы гереро миловидны и, как правило, при хороших фигурках. Более того, многие, пожив вместе и убедившись, что избранница того заслуживает, брали сожительниц в законные жены. Пасторы не видели в этом худа, колониальные власти в дела семейные не вмешивались, а дети от таких связей, согласно закону, записывались в церковные книги и матрикулы, как граждане Рейха. Позже, правда, многое изменилось, и такая практика была запрещена, но это было уже иное время.

Как бы то ни было, задачи, поставленные херру Гёрингу руководством, следовало решать, и он их решал. На первых порах, поскольку сил заставлять не было, в основном, по-хорошему, с помощью «рейнцев» подкупая мелких вождей товарами, подчеркнутым уважением и обещанием защитить от наездов сильных соседей. И мелкие вожди охотно откликались, поскольку от немцев опасности не видели, а вот соседи были вполне объективной реальностью, данной бедолагам в совершенно ясных ощущениях. Йонкер уже давно стал преданием, могущество орлам кануло в Лету, но свято место пусто не бывает, и на роль первых парней на селе появились новые претенденты. На севере интересовавших немцев земель херру Гёрингу мешали гереро, за немногими исключениями объединенные мудрым старым Камагереро, никаким белым не доверявшим, а на юге возникла еще более серьезная проблема: среди «капитанств» нама, на разобщение которых так удачно поработали миссионеры, выделился клан витбоев во главе с харизматичным и амбициозным Хендриком.

О нем, впрочем, мы еще будем говорить часто и подробно, а пока что отметим одно: витбой явно метил в новые Йонкеры, ничуть того не скрывал, понемногу прижимал соседей, и в переписке с Берлином херр Гёринг определял его как «весьма опасную фигуру», - но все же задачей номер один оставались гереро, и этот вопрос предстояло решать чем скорее, тем лучше. Тем паче, линия херра Гёринга, - "рубята, давайте жить дружно", - к началу пятого года существования колонии практически исчерпала себя: немецкие агенты и новое поколение «рейнцев» на местах уже вело себя настолько грубо, что «черные» начали что-то соображать, - и в 1888-м, собравшись по предложению Камагереро в поселке Окаханджа, вожди гереро обвинили немцев во враждебных намерениях, денонсировали большинство «охранных договоров» и присягнули на верность Камегереро. А тот, приняв присягу, повелел всем немцам, даже миссионерам, покинуть подвластные ему территории. В общем дом, построенный херром Гёрингом, зашатался, - и глава колонии, вернувшись в Людериц, честно доложил в Берлин о том, что с ситуацией, не будучи военным, справиться не может.

Просьбу херра Гёринга берлинские инстанции удовлетворили далеко не сразу, предложив не сваливать с себя ответственность, а решать вопросы в рамках полномочий, - а чтобы решать вопросы было легче, в колонию прислали первый регулярный отряд – 100 солдат. Немного, зато при нескольких пулеметах и паре орудий.