Уинстон Черчилль - Вторая мировая война (Том 5-6)

Генерал ощетинился. Он потребовал права совершенно беспрепятственно сноситься по телеграфу с Алжиром своим собственным шифром. Он сказал, что невозможно лишить его, как признанного главу великой империи, права беспрепятственной переписки. Я попросил его дать заверение, что он не будет сообщать какую-либо военную информацию по поводу предстоящего наступления кому-либо из своих коллег, за исключением тех, кто присутствует сейчас на нашем совещании. Де Голль сказал, что он должен иметь возможность беспрепятственно сноситься с Алжиром по поводу операций в Италии, и я объяснил ему, что говорю только об операции "Оверлорд". Затем я рассказал ему о нашем плане. После того как он поблагодарил меня за это, я спросил его, не выступит ли он с обращением к Франции, как только армада выйдет в море. Королева Вильгельмина, король Норвегии Хокон и правители других стран, где противник ждал нашего десанта, обещали это сделать, и я надеюсь, что он сделает то же самое. Де Голль ответил, что он согласен.

В это время в разговор вмешался Иден, который заявил, что великая операция, которая нам предстоит, поглотила все наше внимание, но после того как она будет начата, быть может, было бы целесообразно обсудить некоторые политические вопросы. Я разъяснил, что в течение некоторого времени поддерживал переписку с президентом и что, хотя вначале он хотел, чтобы генерал посетил Соединенные Штаты, сейчас он как будто не особенно стремится к этому. Может быть, это вызвано тем, как обошлись в генералом Жиро. Президент договорился с Жиро о военных поставках для французских войск, и вдруг Жиро отстранили. Генерал де Голль ответил на это, что, по его мнению, в данный момент ему лучше находиться в Англии, чем в Вашингтоне. Я предупредил его, что, возможно, в течение некоторого времени "Свободная Франция" будет составлять лишь горсточку людей, находящихся под огнем. Иден и я настойчиво рекомендовали ему в ближайшее время посетить Рузвельта. Де Голль сказал, что он очень хочет это сделать и говорил об этом президенту, но его тревожит вопрос о том, кто будет управлять освобожденной Францией. Об этом следовало договориться намного раньше, а именно в сентябре прошлого года.

Это замечание заставило меня высказаться откровенно. Соединенные Штаты и Великобритания готовы рисковать жизнью десятков тысяч солдат ради освобождения Франции. Поедет ли де Голль в Вашингтон или нет, это его дело, но если возникнет расхождение между комитетом национального освобождения и Соединенными Штатами, то мы почти наверняка будем на стороне американцев. Что касается управления освобожденной французской территорией, то, если генерал де Голль хочет, чтобы мы попросили президента предоставить ему неограниченные права в отношении Франции, мы не можем пойти на это. Если же он хочет, чтобы мы попросили президента согласиться с тем, что комитет будет основным органом, представляющим Францию, то мы ответим "да". Де Голль ответил, что ему совершенна ясно, что если между США и Францией возникнут расхождения, Англия будет на стороне США. Этим нелюбезным замечанием беседа закончилась.

Вскоре после этого я отправился вместе с де Голлем в штаб Эйзенхауэра в лесу, где де Голлю был оказан очень торжественный прием. Айк и Беделл Смит соперничали друг с другом в любезности. Айк повел де Голля в палатку с каргами и в течение 20 минут рассказывал ему обо всем, что должно произойти. Затем мы вернулись в мой поезд. Я рассчитывал, что де Голль пообедает с нами и вернется в Лондон этим наиболее быстрым и удобным путем, но он вытянулся по-военному и сказал, что предпочитает ехать на машине отдельно со своими французскими офицерами.

Время тянулось медленно до того момента, когда в 9 часов 15 минут вечера 4 июня в полевом штабе Эйзенхауэра открылось новое, решающее совещание. Погода была плохая, скорее напоминающая декабрь, чем июнь, но специалисты предсказывали, что утром 6 июня она временно улучшится, а затем вновь наступит плохая погода, которая и продержится в течение неопределенного времени. Генералу Эйзенхауэру надо было сделать выбор -немедленно пойти на риск или отложить атаку по крайней мере на две недели. По совету своих командиров он смело и, как оказалось впоследствии, мудро решил продолжать операцию при условии, что сообщения, которые будут представлены рано утром на следующий день, подтвердят прогноз. 5 июня жребий был брошен: вторжение было назначено на 6 июня.

Когда оглядываешься назад, это решение вызывает заслуженное восхищение. События вполне оправдали его, и в значительной мере благодаря этому решению мы добились драгоценного преимущества внезапности. Теперь нам известно, что немецкие офицеры-метеорологи информировали свое верховное командование, что 5 и 6 июня вторжение будет невозможно вследствие штормовой погоды, которая может продлиться несколько дней. Нам удалось произвести сложнейшие передвижения, и притом так, что их не обнаружил бдительный и опасный враг. Этот факт свидетельствует о замечательной работе военно-воздушных сил союзников и о совершенстве наших планов маскировки.

* * *

5 июня в течение всего дня конвои, на которых находился авангард вторгающихся войск, концентрировались в сборных пунктах к югу от острова Уайт. Затем бесконечным потоком во главе с минными тральщиками, шедшими широким фронтом, защищенная со всех сторон мощью союзного флота и авиации величайшая армада, когда-либо отходившая от наших берегов, двинулась к побережью Франции. Волнение на море послужило суровым испытанием для солдат накануне битвы, особенно для тех, которые находились в ужасно неудобных условиях на небольших судах. Но, несмотря на все это, грандиозная операция была осуществлена почти с такой же точностью, как на параде. При этом, конечно, были потери, но имевшие место жертвы и задержки, главным образом мелких судов, шедших на буксире, не оказали сколько-нибудь заметного влияния на ход событий,

Оборонительные силы, расположенные вдоль всего нашего побережья, проявляли величайшую бдительность. Флот метрополии был готов на тог случай, если бы немецкие надводные корабли проявили какую-либо активность, а воздушные патрули наблюдали за вражеским побережьем от Норвегии до Ла-Манша. Далеко в море, на западных подступах и в Бискайском заливе, крупные соединения береговой авиации, поддерживаемые флотилиями эсминцев, неусыпно следили за возможными передвижениями врага. Наша разведка сообщила, что во французских портах Бискайского залива сосредоточено более 50 подводных лодок, готовых вступить в дело, как только будет дан сигнал. Назначенный час близился.

* * *

Таким образом, мы подошли к операции, которую западные державы с полным основанием могли считать кульминационным пунктом войны. Хотя лежащий впереди путь мог оказаться длинным и тяжелым, мы имели все основания быть уверенными в том, что одержим решающую победу. Африка была очищена. Индии больше не угрожало вторжение. Японцы, выдохшиеся и деморализованные, отступали обратно на свою территорию. Угроза безопасности Австралии и Новой Зеландии миновала. Италия сражалась на нашей стороне. Русские армии изгнали немецких захватчиков из своей страны. Все то, что Гитлер так быстро завоевал у русских за три года до этого, было им утрачено при громадных потерях в людях и снаряжении. Крым был очищен. Были достигнуты польские границы. Румыния и Болгария отчаянно пытались избежать мести со стороны восточных победителей. Со дня на день должно было начаться новое наступление русских, приуроченное по времени к нашей высадке на континенте. Когда я сидел в своем кресле в картографическом кабинете в Аннексе, пришло радостное известие о занятии Рима. Колоссальная по своему размаху операция по высадке через Ла-Манш и освобождению Франции началась. Все корабли вышли в море. Мы обладали господством на морях и в воздухе.