Коллектив авторов - Девушки на выданье. Бал дебютанток

Белая сирень – чистота.

Желтая сирень – беспокойство.

Ромашка – терпение, грусть.

Белая ромашка – буду думать.

Майоран – обман.

Мята – теплота.

Незабудка – вспоминайте обо мне.

Мирта – любовь.

Нарцисс – самолюбие.

Гвоздика – чувство.

Белая гвоздика – девушка.

Китайская гвоздика – отвращение.

Гвоздика пестрая – отказ от любви.

Гвоздика розовая – верность при всех испытаниях.

Апельсин – нежность.

Медвежье ушко – вас пытаются соблазнить.

Вяз – твердость.

Мак – сон.

Анютины глазки – я разделяю ваши чувства.

Подснежник – надежда.

Барвинок – дружба на всю жизнь.

Тополь – молодость.

Дельфиниум – легкомыслие.

Сосна – свет.

Платан – тень.

Душистый горошек – утонченное удовольствие.

Примула – первые надежды, расцвет молодости.

Пирамидальный (тополь) – постоянство.

Лютик – нетерпение.

Резеда – кратковременное счастье.

Розмарин – правдивость.

Колючий кустарник – заботы, ревность.

Роза с шипами – брак.

Белая роза – невинность.

Садовая роза – проходящая красота.

Бутон розы – сердце, неискушенное в любви.

Желтая роза – неверность.

Мускатная роза – каприз.

Роза без шипов – искренний друг.

Плакучая ива – горькая обида.

Ель – удача.

Скабиоза – чувствительная и несчастная женщина.

Обыкновенная купена – секрет.

Мимоза – тайная и глубокая чувствительность.

Жасмин (чубушник) – воображаемая страсть.

Тимьян – легкомыслие.

Подсолнечник – гордость.

Ноготки – страдания.

Ноготки на голове – черная печаль.

Ноготки на груди – ревность.

Смоковница – надежда и заботы.

Подсолнечник – мои глаза видят лишь вас.

Тубероза – чувство.

Тюльпан – честность.

Фиалка махровая – взаимная дружба.

Фиалка, обрамленная листьями – тайная любовь.

Фиалка двухцветковая – совершенная красота.

Фиалка обыкновенная – скромность, целомудрие [133] Вышеприведенные записи представляют собою словарь условного «языка цветов». .

(Вечер накануне моих именин.

<���Воскресенье, 2 февраля> 1830 год.

Дни проходили за днями, мне было все равно; сердце, имевшее большие горести, привыкает к малейшим испытаниям. Пустота, скука заменила все другие чувства души; любить, я почти уверена, что не могу более, но это все равно, да, теперь мне все все равно. Но недавно эта холодная грусть поселилась во мне. Последний это был, может быть – что не удар, нет, но сердечное горе. Я его пережила, но мне оно стоило, ах, стоило, да, признаюсь, и стоит. Я только что воротилась с гулянья; меня позвала Маминька: «Посмотри-ка, кто приехал». Я взошла и увидела… кого же? Моего милого и доброго B.; я запрыгала от радости, поцеловала его от всей души, а он, он смеялся. «Когда вы приехали?» – «Только что, 3 часа: в 9 дней из Берлина». – «Вы похудели». – «Очень?» – «Но как я рада вас видеть, вы мне расскажете, все-все». – «Да, все, Анета» [134] Эта запись сделана на двойном листке меньшего формата, вклеенном в дневник. .

Петербург 1831 <���суббота> 28 февраля

(Мой журнал был прерван, быть может, в более удобное время я продолжу описание некоторых эпизодов моей жизни. Но сейчас я расскажу о другом.

Развитие цивилизации (если можно так выразиться) породило в мире волну революций, которая едва ли уляжется в последующие века. После смерти Людовика XVIII на трон взошел его брат Карл X. Безвольный, поддающийся влиянию иезуитов, этот слабый король был несчастьем для своей страны, для себя самого и для всей семьи. За четыре года его глупость и непоследовательность – то излишняя суровость, то слабость – возбудили беспокойные и не совсем остывшие после Реставрации головы. Те, кто мог выиграть все и не мог проиграть ничего, завладевают тайно умами и восстанавливают их против бессильного и беспомощного правительства. Они возмущались министрами, требовали их отставки, а король, подчинявшийся им по своему нерешительному характеру, ничего не мог с ними поделать. Наконец в июле месяце 1830 года он издал свои знаменитые указы, которые решали судьбу Франции. Народ восстал и, руководимый опытными заговорщиками, давно готовившими бунт и готовыми к нему, штурмовал Лувр и Тюильри. Король со своей семьей был в <���…> вместо того, чтобы принять серьезные решения, он выжидал, а потом послал семитысячный отряд, чтобы остановить обезумевший народ. Предсказать последствия нетрудно: войска были перебиты, большая часть дезертировала, а король скрылся в Рамбуйе. Атакующих отличал талант, обороняющихся – вялость и измена. Народ избрал главою королевства герцога Орлеанского, тайного вдохновителя заговора и врага скорбного и несчастного дома Бурбонов. Король отменил свои ордонансы, но было слишком поздно, он отрекся от престола ради его сохранения и ради Дофина, герцога Ангулемского, передав корону своему внуку, герцогу Бордосскому, сыну герцога Беррийского, убитого при выходе из Оперы. Было слишком поздно. Его отречение ничему не послужило, народ уже его низверг и не признал герцога Бордосского. Несчастная семья Бурбонов в третий раз покинула прекрасную землю Франции и королевское наследство своих отцов: она поехала искать убежища у своей вечной соперницы во времена своего процветания и отзывчивой защитницы в несчастьи: Англии. Она укрылась в замке Холи Руд, юдоли печальных воспоминаний и событий, и долгие месяцы ведет там жалкое существование обездоленной семьи.

Среди тех, кто остался верен своей присяге и последовал за низвергнутыми королевскими особами в эмиграцию, оказались два человека, очень дорогих нашему семейству: два брата Дама. Барон, во время первой революции отосланный десятилетним мальчиком учиться в Россию и отличившийся впоследствии в нашей победоносной армии в 14-м и 15-м годах, после Реставрации оставил нашу службу и уехал на родину, где женился на богатой наследнице, очень богатой, но очень некрасивой. После ранения Петр должен был поехать во Францию, чтобы пройти курс лечения в Марселе; он останавливался у барона Дама. Впоследствии, когда тот был уже министром иностранных дел, Алексей, будучи во Франции, также жил у него. Словом, Дама был для нас почти родственником. С Альфредом, графом де Дама, братом барона, мы познакомились в 25 году перед коронацией. Он был очень мил, и мы его часто видели в Петер<���бурге> и особенно в Москве на коронации. Он посещал нас почти каждый день, и очень меня развлекал. Он приехал с новым посольством, прибывшим на коронацию Импер<���атора> Николая. А когда мы отправлялись в Петербург, он поехал в Нижний, чтобы потом вернуться во Францию. Перед его отъездом я сделала ему два подарка: один – черкесское серебряное кольцо с чернью, другой (шутливый) – сережки, которые носят русские крестьянки. Я попросила его сохранить этот сувенир и подарить его своей избраннице, когда он женится. Мы расстались, и в памяти моей Альфред сохранился лишь благодаря тому приятному впечатлению, которое произвел на меня его нрав – открытый и веселый.