Ирина Осипова - «Шпионы Ватикана…» [О трагическом пути священников-миссионеров: воспоминания Пьетро Леони, обзор материалов следственных дел]

Тот встает.

— Гражданин начальник, вы сказали, что советская власть освободила уже миллионы и что это только небольшой процент тех, кого освободят. Если миллионы — небольшой процент, то сколько же сидят в лагерях? Полстраны!

В зале оживление, смех. Кто-то кричит:

— Верных сорок миллионов! Вот это действительно гуманизм!

Из-за кулис показывается лисья физиономия одного лагерного активиста, которому сидящий с края опер делает какие-то знаки.

— Эй, руманешти, уноси свою голову, — кричат из зала румыну.

Румын начинает пробираться к выходу. Тут вскакивает итальянский священник per Leoni — как его все зовут — и на вполне приличном русском языке кричит:

— Не верьте обманщикам-чекистам! Не верьте этой безбожной власти! Чекисты вас обманывают, боритесь с ними!

Все обомлели. Председательствующий вскочил и начал, размахивая руками, кричать:

— Что вы здесь речи произносите? Приедете на родину — там и митингуйте!

Поднялся гвалт. С большим трудом удалось утихомирить горячего Леони. Между прочим, после этого выступления его все-таки посадили в изолятор, — несмотря на гуманизм советской власти [165] Трегубов Ю. А. Восемь лет во власти Лубянки. Записки члена НТС. М.: Посев, 2001. С. 254–255. .

<���Лето 1955 года>

И вдруг из конца зала прозвучал голос на русском языке с итальянским акцентом: «Кто подпишет Стокгольмское воззвание, тот подпишет свой смертный приговор. Лучше жестокая смерть от атомной бомбы, чем продолжение этого „счастливого рая“, в котором мы находимся». Зал буквально взорвался. Возникшую суматоху и шум нельзя было унять. Митинг сорвался. Все пошло кувырком.

Конечно же, это был отец Пьетро, который пользовался среди заключенных [167] Здесь и далее курсивом выделен текст составителя. очень высоким авторитетом и большим влиянием. Его самообладание и манера держать себя с лагерным начальством снискали ему уважение всех.

После митинга отец Пьетро был вызван оперуполномоченным и обвинен в открытом подстрекательстве заключенных против советской власти. Причем в качестве доказательства, политрук сделал нечто, что возможно было только в крайних случаях: он раскрыл имя своего информатора, доносившего о разговорах в бараке. Отец Пьетро вновь был посажен в барак усиленного режима.

Но случилось чудо неба! Приблизительно через 10 дней он был освобожден.

Сообщение об отъезде патера Леони в Рим в момент, когда этого никто не ожидал, вселило много надежд и радости. Этот человек дал нам уверенность, что он сообщит свободному миру, в который он вернулся, трагическую и невероятную правду о стране «матадоров» гуманизма и братства народов.

В 1951 году я поступил в Коллегиум «Руссикум». С отцом Пьетро Леони я познакомился в Риме, когда он в 1955 году вернулся в Италию. Знаю, что он встречался с Папой Римским и подробно рассказал ему о положении верующих в России. Он в течение года был нашим духовником и не раз служил у нас мессу по восточному обряду. Со студентами «Руссикума» он встречался несколько раз и произвел на всех большое впечатление своей ясностью и смиренностью. Он ничего не требовал для себя — это был святой человек. Был он невысокого роста, очень худым, на лице выделялись очень блестящие глаза.

Я уже тогда знал, что он в России прошел лагерь, и он рассказывал нам, что в Одессе на него доносил православный священник. Удивительно, что по отношению к нему у отца Пьетро не было никакой ненависти. В то время в Риме стал выходить на итальянском языке журнал «Русские Известия» под руководством отца-ректора, и я сотрудничал в нем. В одном из номеров была напечатана большая статья об отце Пьетро.

В Италии преобладали тогда левые настроения, и даже среди священников. Все с надеждой смотрели на Хрущева, особенно когда в Рим прибыл главный редактор «Известий» Аджубей с женой, дочерью Хрущева. Все думали, что если мы открываем душу и протягиваем руку коммунистам, то в России что-то изменится. Все говорили о мире с коммунистами, и только отец Пьетро говорил всем: «Не верьте им! Там ничего не может измениться». В своих статьях в журнале иезуитов он очень резко выступал против коммунистов, и это вызвало негативную реакцию в Ватикане.

Наверное, отец Пьетро понимал бессмысленность своих выступлений в этой атмосфере эйфории и надежд, поэтому и попросил направить его в Канаду, где всегда была большая украинская община. Перед отъездом туда отец Пьетро приезжал к нам в Милан в нашу общину, где нас было трое священников, выпускников «Руссикума». Служил он у иезуитов, но встречался с нами, и мы с ним серьезно обсуждали нынешнюю ситуацию в России. При этом он часто говорил нам: «Они не понимают, что там происходит на самом деле». Он знал, что при Хрущеве ситуация в России не изменилась и там также преследуют верующих.

Меня больше всего привлекало в нем его честность и бескомпромиссность — он всегда и всем говорил только правду. Но главное, что восхищало, — его самоотверженное служение Богу и Церкви.

Я начну издалека. Лет двадцать пять назад, в семидесятые годы, мы приехали в СССР как простые инженеры, работали в разных строительных компаниях и на разных стройках. В то время я был членом общины Петра и Павла в Италии, и мы приехали сюда не для какой-то конкретной акции, а как миссионеры. Мы готовились к этой миссии.

В последние годы жизни Брежнева стали происходить некоторые изменения в стране, усилился контроль за иностранцами, так что меня уже предупредили, что я буду выслан. На сборы дали двадцать четыре часа, потом задержали, посадили в изолятор и очень быстро выслали. Я вернулся в Италию, поступил учиться и начал писать книгу о своей жизни в СССР. Готовя эту книгу, я прочел много книг: Солженицына, Вальтера Чишека и других; среди них была и книга Петра Леони.

Потом я был послан миссионером в Канаду, в монреальскую общину, где жил в то время отец Петр. Мы встретились, кажется, это было весной восьмидесятого года. В то время отец Петр был настоятелем в греко-католическом приходе, было ему тогда около семидесяти двух лет. У этого прихода была небольшая и очень приятная часовня, в которой и проходили службы.

Отец Петр был небольшого роста, светленький, улыбающийся, с горячим итальянским характером. Я, как «солдат, вернувшийся с фронта», рассказывал ему свою историю, а он немного рассказал о себе. Россия стала для него родной, и он ощущал себя изгнанником со своей родины. Он сказал, что его работа в Монреале в среде греко-католиков — это лучшее, что он и его друзья могут сделать. Отец Петр еще не подозревал, что через десять лет можно будет поехать с миссией на Украину.