Энтони Бивор - Гражданская война в Испании 1936–1939

22 июля генерал Кейпо де Льяно объявил по радио, что «в политику не играет», что генералы хотят «восстановить порядок, нарушенный иностранными державами», и что «марксистский альянс извратил саму суть республики». Он добавил: «Как испанец я сожалею о слепом упрямстве тех, кто с оружием в руках противостоит этому освободительному движению. Это обязывает меня непреклонно карать их» [142] ABC. Sevilla, special supplement, 27 April 1940. .

В Малаге рабочие были сильны, но безоружны. Их вожаки поддерживали контакт со штурмовой гвардией – единственной вызывавшей у них доверие правительственной силой. Днем 17 июля, когда пришло известие о выступлении в Мелилье, решительный смелый молодой офицер капитан Агустин Уэлин повел свою роту в центр города. По пути рота натолкнулась на сильный отряд штурмовой гвардии, сразу напавший на нее, – солдат едва не перебили. Командир гарнизона Малаги генерал Пакстот понял, что надо немедленно действовать. Остальной гарнизон был поднят в ружье, но командир уже передумал и вернул солдат в казармы. Полковник, командовавший гражданской гвардией, был, что нехарактерно для этих формирований, арестован своими же подчиненными, когда заявил о своей поддержке мятежников. После этого рабочие окружили казармы и подожгли ряд построек. Гарнизон незамедлительно сдался.

В Альмерии гражданский губернатор отказался вооружить рабочих на том основании, что не желал провоцировать военных на открытый бунт, – позже он объяснял, что все равно не располагал оружием. Только подошедший 21 июля эсминец «Lepanto», капитан которого был верен республике, обеспечил сохранение порта за законной властью. Он направил пушки на штаб Гражданской гвардии, отчего та сразу сдалась. Угроза артобстрела оказалась сильным доводом во многих городах.

Гражданский губернатор Хаэна не ждал ни минуты. Построив Гражданскую гвардию, он убедил ее сложить оружие, невзирая на уверения, что гвардейцы верны республике. Оружие он передал ВСТ и НКТ для раздачи, чем обезопасил город. Многие другие города были бы, видимо, спасены, если бы у него были последователи, однако слишком немногие губернаторы оказались готовы признать полную бесполезность обычных способов сопротивления.

В военном порту Кадиса местный гарнизон освободил из тюрьмы полковника Варелу, который возглавил там восстание. Его войска напали на comandancia, которую обороняли гражданский губернатор и бойцы наскоро сколоченной рабочей милиции. Другим центром сопротивления стал муниципалитет, но против него применили артиллерию. 19 июля подошел эсминец «Churruca» с первыми подкреплениями из Африканской армии. Так восставшие завладели крупнейшим военным портом на побережье Андалусии.

Мятежникам предстояло также завладеть большей частью побережья до португальской границы, включая Альхесирас, Ла-Линеа (там карлисты застрелили 200 масонов) и Херес. Это сопровождалось разгулом репрессий. Профессор Карлос Кастилья дель Пино, которому тогда было 13 лет, описывает убийства в своем родном Сан-Роке: «Супругов-анархистов, родителей моего школьного друга, увезли за 25 километров и там застрелили. Потом фалангист, свидетель казни, рассказал мне, что женщину перед казнью изнасиловали все марокканские солдаты расстрельного взвода… Пятерых раненых пограничников уволокли с больничных коек. Арабы схватили их за руки и за ноги и забросили в кузов грузовика… Их выгрузили на дороге, где их не к чему было прислонить для расстрела, поэтому закололи штыками» [143] Цит. по: Fraser. Recuérdalo tú… P. 205, 206. .

Правда, в Уэльве первые несколько дней контроль сохраняли левые. Командующий Гражданской гвардией отдал из Мадрида приказ наступать на Севилью, но его подчиненные немедленно по прибытии туда примкнули к силам Кейпо.

В 4 часа утра 19 июля Касарес Кирога сложил в столице обязанности премьер-министра. Всю ночь атмосфера в Мадриде оставалась очень напряженной: даже автомобильный выхлоп там могли принять за признак начала восстания. Жаркой ночью не закрывались кафе, на улицах было шумно. Уныние и злость горожан против правительства подогревались противоречивыми сообщениями по радио. ВСТ и НКТ начинали подозревать измену.

Приняв отставку Касареса Кироги, Асанья попросил сформировать правительство своего друга Диего Мартинеса Баррио, председателя кортесов. В его кабинет вошли только представители республиканских партий; были сознательно оставлены за бортом левые элементы из Народного фронта, так как намерение нового премьера состояло в примирении с правыми. Момент кризиса выявил критический раскол между либеральным правительством Народного фронта и левыми силами.

Тем не менее генерал Мола твердо отверг сделанные Мартинесом Баррио по телефону мирные предложения. «Невозможно, сеньор Мартинес Баррио, – был его ответ. – У вас свои люди, у меня свои. Если мы с вами достигнем согласия, то мы оба предадим наши идеалы и тех, кто идет за нами» [144] Цит. по: Burnett Bolloten. La Revolución española. Barcelona, 1979. P. 205, 206. . По иронии судьбы, мятежный военачальник напомнил премьеру, что тот представляет избирателей, которым обязан своим назначением. Рабочие негодовали на бездействие, если не на измену, правительства. «Одновременно собираются многолюдные демонстрации, – писал очевидец. – Как лавины, они движутся к министерствам внутренних дел и обороны. Люди кричат: «Предатели! Трусы! Нас продали! Пора их схватить и расстрелять!» [145] Eduardo de Guzmán. Madrid rojo y negro. Barcelona, 1938. P. 37.

Правительство Мартинеса Баррио тут же рухнуло. Вот как это описывал он сам: «Политическая демонстрация в считаные минуты обрушила мое правительство. Бессмысленно было просить меня бороться с военным мятежом, в моем распоряжении были только тени, лишенные всякой власти, но нелепо именующиеся министрами» [146] Hoy. México, D.F., 27 April 1940. . Это правительство просуществовало всего несколько часов.

Асанья обратился с предложением сформировать правительство к еще одному своему другу, профессору университета Хосе Хиралю, единственному либеральному политику, понимавшему, что власти республики больше не могут отворачиваться от реальности. Утром 19 июля он издал указ о роспуске армии и распорядился вооружить рабочие организации. Хулиан Мариас, пришедший к мессе со своей невестой Лолитой в церковь Carboneras близ Пуэрто дель Соль, не догадывался, что это будет последняя месса до апреля 1939 года. Выйдя потом на улицу, они решили, что за время службы город поменял хозяев. Из окон реквизированных трамваев, увешанных красными и красно-черными флагами, торчали стволы ружей. По соседству, в казармах штурмовой гвардии на улице Коррео, раздавали оружие [147] См.: Marías. Una vida presente. P. 190–191. .