Энтони Бивор - Гражданская война в Испании 1936–1939

В Овьедо, взятом националистами полковника Аранды хитростью, осада продолжалась вопреки хитроумным и храбрым вылазкам астурийских горняков-подрывников, dinamiteros. Забранные броней грузовики с рабочими, вооруженными самодельными огнеметами, прорывались наружу, но их оттесняли назад. На помощь осажденным двигалась из Галисии колонна полковника Мартина Алонсо.

На юге, под Андухаром, гвардейцы и фалангисты под командованием капитана Кортеса заперлись в горном монастыре Санта-Мария-де-ла-Кабеса [307] Хью Томас пишет, что подчиненные Кортеса жили грабежом окрестного населения (см.: H. Tomas. La guerra civil española. P. 334). . Летчики-националисты придумали оригинальный метод сбрасывания хрупких припасов. Они крепили их к индюшкам, которые, падая, хлопали крыльями, пытаясь взлететь, играя таким образом роль живых парашютов. Осада завершилась массированным штурмом только в апреле. Оборона монастыря была не менее храброй, чем в Толедо, но националисты обошли ее вниманием, не желая, видимо, умалять славу Франко.

Несмотря на то что рабочая милиция оказалась единственным возможным ответом на генеральский мятеж, поскольку от регулярной армии почти ничего не осталось, анархисты, ПОУМ и левые социалисты, включая Ларго Кабальеро, относились к ее помощи как к должному, а не вынужденной необходимости. Существовало твердое убеждение, что боевой дух и мотивация одолеют врага, чьи войска составляли наемники Африканской армии и собратья-рабочие, которые при первой возможности дезертируют. Левые республиканцы сильно недооценивали католическое рвение мелких собственников-консерваторов Галисии, Старой Кастилии и Наварры, становившихся лучшими войсками националистов, не считая профессиональных военных из колониальных войск.

Мадридское правительство, кадровые офицеры, политики-центристы и коммунисты стали выступать за обычную армию как единственное средство сопротивления националистам. Позиция коммунистов проистекала из убеждения в действенности централизованного командования. Отсюда их призывы к «дисциплине, иерархии, организации». Эти планы «милитаризации» вызывали большое подозрение у левых социалистов, характеризовавших их как «контрреволюционные» и видевших в них тактику правительства по подчинению своему контролю рабочего движения. Анархисты отвергали их еще решительнее: для них регулярная армия была худшим проявлением государства, «организацией коллективного преступления», как они ее называли.

Оба профсоюзных объединения, НКТ и ВСТ, обеспечивали большую часть численности милиции, хотя у каждой партии были свои милицейские отряды: у левых республиканцев, у каталонской Esquerra, у ПОУМ, у коммунистов. Бойцу милиции платила 10 песет в день его местная организация; потом эта функция перешла к правительству. Это было эквивалентно заработку квалифицированного рабочего и стало тяжелым бременем для хиреющей экономики [308] См.: Seidmann. A ras del suelo. P. 59–61. .

Форма милиции представляла собой синий комбинезон и берет или, что чаще, пилотку с партийной эмблемой. Никаких стандартов снаряжения и вооружения толком не существовало: некоторые и через полгода войны носили только дробовики. Ухаживали за оружием из рук вон плохо: оружие почти не чистили, смазочное масло выдавалось редко – так, лишь изредка встречалась винтовка, не покрытая ржавчиной. Немногочисленные пулеметы были старыми, запчастей для них не хватало. Калибров огнестрельного оружия было такое множество, что часто в одном подразделении насчитывалось до 16 разных типов боеприпасов. Гранаты и минометы были редкостью и представляли больше опасности для тех, на чьем вооружении они имелись, чем для неприятеля, так что предпочтение отдавалось самоделкам – динамиту в банках из-под томатной пасты.

Главным недостатком милицейской системы оставалось отсутствие самодисциплины: постоянно слышались рассказы об отрядах, самовольно покидающих фронт, и солдатах, отправлявшихся на выходные в самоволки в Барселону или Мадрид. Не дремавшего на посту считали дураком, боеприпасы расходовали впустую, на пальбу по самолетам с расстояния недосягаемости, позиции утрачивались из-за повального нежелания рыть траншеи. Интересно, что недисциплинированность была заметнее всего у фабричных рабочих, уставших от ограничений и контроля, в то время как привыкшие к независимости фермеры и ремесленники не возражали против дисциплины. Часто в создавшемся положении обвиняют выборность командиров и сохранение в милиции политических группировок. Но такое положение дел не столько создавало проблемы, сколько было источником силы и явно оказывало поддержку людям, подозрительно относившимся к чужакам, создавая в милиции атмосферу взаимного доверия.

Настоящая проблема возникла в первые недели хаоса, когда из-за революционной атмосферы бойцы милиции с ходу ополчались против всего, что хотя бы отдаленно смахивало на власть. «Дисциплина считалась почти что преступлением» [309] Abad de Santillán. Por qué perdimos la guerra. Madrid, 1975. P. 85. , – признавал Абад де Сантильян.

Анархисты считали фундаментальными принципами выборность офицеров и разбирательство дел нарушителей судами из рядовых бойцов. Каждое отделение (секция) из 10 человек выбирало себе капрала. Каждая сотня (centuria) – делегата. Колонны милиции могли насчитывать разное количество центурий. В колоне Дуррути на пике было 6 тысяч человек, в других бывало всего по нескольку сотен. В большинстве колонн был кадровый офицер на роли «советника» при вожаке колонны, но обычно он не пользовался доверием, если только не был известен как искренний сторонник Движения.

В армии было некоторое количество чрезвычайно радикальных офицеров, таких как полковник колониальных войск Ромеро Бассарт, воспротивившийся мятежу в Лараче, впоследствии военный советник НКТ. Получил также известность такой оригинал, как полковник Мангада, объявленный героем в первые же дни войны, когда его колонна, наступавшая на Авилу, отбросила колонну майора Доваля из Саламанки в беспорядочной схватке, не давшей ясного результата, зато стоившей жизни вожаку фалангистов Онесимо Редондо. Однако чаще всего республиканская милиция подозревала армейских офицеров в нелояльности, ведь многие из них, сначала принимавшие сторону правительства, потом оказывались изменниками. Некоторых искренних сторонников республики даже расстреливали по ошибке; кое-кого из лояльных кадровых офицеров превращали, конечно, в козлов отпущения за неудачи милиции.

В Каталонии, где больше всего укоренилась милицейская система, офицер ВВС Диас Сандино стал каталонским военным советником, а генеральный секретарь анархистов Хуан Гарсиа Оливер заведовал организацией милиции. Его главной задачей был запуск учебных программ в тылу. Хотя десятая часть милиции Арагона была представлена бывшими солдатами, примкнувшими к рабочим, стандарты обучения в армии метрополии были до того низкими, что пользы от подобного образования не было ни на грош.