Мари-Пьер Рэй - 1814. Царь в Париже

Несмотря на весь свой цинизм и продажность, Талейран оставался человеком, приверженным определенным принципам и даже, если можно так сказать, человеком определенных убеждений. Прежде всего, он был либералом: воспитанник Просвещения и Французской Революции никогда не отступался от приверженности свободам и парламентаризму на английский лад. С конца 1813 года он рассчитывал воспользоваться падением Наполеона, чтобы восстановить уничтоженные империей свободы и учредить парламентский режим. Его Целью было незаметно взять все под контроль и провести «18 брюмера наоборот». Под этой формулировкой, которой он воспользовался в письме Эме де Куаньи {244} 244 Ibid. P. 433. , скрывалась целая политическая программа: речь шла ни более, ни менее как о восстановлении общественных прав и свобод, которые, по его мнению, были уничтожены империей. Но Талейран еще твердо не решил, какой политический режим следует учредить во Франции. Будет ли он сам способен, если Наполеон погибнет на войне (на что Талейран надеялся), выступить в роли национального спасителя и стать регентом вплоть до совершеннолетия Римского короля [67] См. его письмо герцогине Курляндской от 20 марта, цит. по: Houssaye H. 1814. Op. cit. P 439: «Если бы император был убит, его смерть обеспечила бы права его сына на престол, в настоящий момент находящиеся под такой же угрозой, как и его собственные. Пока он жив, все остается смутным… Если император умрет, регентство удовлетворит всех, поскольку будет назначен Регентский совет, который понравится всем, и будут приняты меры, чтобы братья императора не имели никакого воздействия на дела в стране… Сожгите это письмо». ? Если же эту мечту осуществить не удастся, нужно ли вернуть легитимного наследника Бурбонов? Или выступить в пользу герцога Орлеанского, представителя младшей ветви династии, голосовавшей за казнь Людовика XVI? Или же, воспользовавшись поддержкой Австрии, бороться за регентство Марии-Луизы при Римском короле? В конце 1813 года Талейран колебался и вен себя двусмысленно; его особняк на улице Сен-Флорантен стал гнездом заговорщиков, где сходились «недовольные, которых было много, и роялисты, которых еще было мало» {245} 245 Houssaye Н. 1814. Op. cit. Р. 438. . Князь Беневентский был уверен, что он должен «найти то, чего хочет Франция и чего должна хотеть Европа» {246} 246 Цит. по: Waresquiel E., de. Talleyrand, le prince immobile. Op. cit. P. 434. , но пока не знал, как именно действовать, чтобы добиться успеха, и вдобавок опасался за собственное будущее. Король и его ближайшее окружение могли и не простить ему его антиклерикальной деятельности: бывший епископ Отенский проявил себя в прошлом ярым сторонником национализации церковного имущества.

В душе либерал, на международной арене Талейран был «убежденным противником дипломатии шпаги» [68] Это его собственное выражение. См.: Waresquiel E., de. Talleyrand, le prince immobile. Op. cit. P. 276. и сторонником (это тоже было его глубоким убеждением) европейской системы, основанной на равновесии и согласии между государствами.

Как мы видим, убеждения Талейрана были близки тем тезисам, к которым чутко прислушивался и царь Александр, тоже дитя Просвещения и воспитанник республиканца Фредерика-Сезара де Лагарпа. Некоторые историки сомневались в искренности либерализма Александра, отмечая, что именно этот царь стал в 1815 году создателем Священного союза, быстро превратившегося в орудие реакции, враждебное либеральным идеям. Но подобная перспектива, проецирующая на 1814 год события 1818–1820 годов, мне кажется ошибочной В разгар французской кампании царь действительно мечтал о мирной Европе, которая покоилась бы на трех китах: принципе равновесия, которое он защищал уже в ноябре 1804 года {247} 247 См. главу 1. , принципе христианского братства, который он стремился продвигать после своего духовного обращения в конце 1812 года, и принципе либерализма, игравшем важную роль в его политических размышлениях с юных лет {248} 248 См.: Рэй М.-П. Александр I. Указ. соч. . В 1814 году Александр I считал, что эти принципы легко сочетаемы друг с другом: именно поэтому он окружил себя знаменитыми либералами, в числе которых были Поццо ди Борго и Иоанн Каподистрия, грек родом с Керкиры, поступивший на российскую службу в 1808 году [69] Впоследствии он станет правителем первого независимого греческого государства. , причем оба стали ближайшими внешнеполитическими советниками царя [70] Либеральные убеждения Александра I оказали влияние не только на судьбу Франции. В 1815 году они подтолкнули его к тому, чтобы наделить Польшу, оказавшуюся под властью России по итогам Венского конгресса, конституцией и парламентом (сеймом). В своей декларации, произнесенной во время открытия польского сейма 1818 года, царь выразил свое желание, чтобы конституционный режим распространился и на остальную территорию его империи, как только обстоятельства позволят. Рэй М.-П. Александр I. Указ. соч. С. 346. .

Талейран, ценивший либеральный настрой Александра I и его приверженность идеям мира и международного равновесия, в начале марта установил связь с царем.

Царь и князь Беневентский были знакомы и прежде. Они встречались на Тильзитской конференции, скрепившей две империи союзом, а личные связи между ними установились в сентябре 1808 года во время Эрфуртской встречи, на которой Талейран присутствовал в качестве дипломатического советника императора французов. Именно там Талейран по собственной инициативе начал сближение с русским царем, произнося наедине с ним поистине удивительные слова для того, кто вообще-то должен был служить интересам Наполеона: «Вы должны спасти Европу, а вы в этом успеете, только если будете сопротивляться Наполеону. Французский народ — цивилизован, французский же государь — нецивилизован; русский государь — цивилизован, а русский народ нецивилизован; следовательно, русский государь должен быть союзником французского народа». И еще: «Рейн, Альпы, Пиренеи — вот завоевания Франции, остальное — завоевания Наполеона: Франция за них не держится» {249} 249 Цит. по: Waresquiel E., de. Talleyrand, le prince immobile. Op. cit. P. 390. . С точки зрения Талейрана, не одобрявшего войну в Испании, политика территориального расширения наполеоновской Франции ставила под угрозу безопасность Европы и могла привести только в тупик. Это было причиной его «открытости» Александру и измены Наполеону.

В сентябрьские дни 1808 года между царем и Талейраном установилось настолько полное доверие, что Александр показал Талейрану окончательный проект «тайной» Эрфуртской конвенции, и они оба стали работать над тем, чтобы уменьшить ее значение. Когда же Наполеон поделился с Талейраном своим намерением развестись с Жозефиной и попросить в жены одну из сестер царя, князь, не одобрявший этот проект, немедленно открылся Александру I, и тот поспешно выдал свою сестру Екатерину за Георгия Ольденбургского… Итак, Уважение было обоюдным, что, впрочем, не означало абсолютного Доверия: в душе князь Беневентский продолжал остерегаться «северных варваров» и союзу с Россией предпочитал союз с Австрией. В свою очередь, Александр I, уважая аналитический ум и интеллектуальные способности Талейрана, порой возмущался его поведением и его корыстолюбием: после Эрфурта князь требовал вознаграждения за ту информацию, которую он присылал царю. Чтобы сохранить тайну, векселя посылались не через русского посла, а через Карла фон Нессельроде, в ту пору молодого дипломата, работавшего в Париже. Ненасытная алчность Талейрана часто раздражала царя, который, наконец, стал отказывать ему в вознаграждении… Впрочем, все эти трудности, возникавшие в их отношениях, оставались малозначительными по сравнению с близостью взглядов Александра и Талейрана и их особым взаимопониманием, восходившим к 1808 году. Поэтому в том, что князь Беневентский завязал сношения с царем, не было ничего удивительного.