Иоганн Дройзен - История эллинизма [В 3 томах]

Еще и теперь изобилующий скульптурными украшениями и надписями западный вход в проходы Биситуна (или, как это Mordtmann считает более правильным, Бегистуна) называется Tank–i–Bostan, «свод сада», и Диодор (II, 13) рассказывает, что Семирамида приказала разбить у горы Багистана сад в двенадцать стадий в окружности и украсить гору скульптурной работой.

Нисейские поля, по Mordtmann'y (с. 369 сл.), лежат западнее между Χαλωνΐτις и Κάρινα Исидора, т. е. между нынешними Серпулом и Кериндом; он, конечно, прав, что NicЈya, где Дарий I разбил Гаумату, есть эта же Нисейская равнина; находится ли упоминаемое в Бегистунской надписи место битвы pikthanvatis, «замок сокола» около деревни Зидж–пай–так, остается неизвестным.

Ни Птолемей, ни Аристобул не рассказывали об этом (Arrian., VII, 13). Преувеличения происходят от Клитарха (Strab., IX, 420. Ср. Plut., Alex., 41). Это время рационализма старалось найти историческое подтверждение мифа об амазонках, и можно предположить, что сатрап Мидии после частых расспросов об этом доставил царю нечто подобное им, что он мог найти в своей сатрапии. Женщины так называемых кочевых племен гор независимее, мужественнее и сильнее других азиатских женщин, они принимают участие во всех походах и во всех опасностях своей орды, и Malcolm (II, 446, нем. пер.) рассказывает как очевидец интересный пример смелости и ловкости, с какою одна курдская девушка объезжала коня. Плутарх называет авторитеты за и против истории об амазонках; Онесикрит, принадлежащий к величайшим лжецам, читал однажды царю Лисимаху относящееся к этому место из четвертой книги своих «Меморабилий», после чего Лисимах сказал: «Где же мог я быть в это время»!

Plut., Eumen., 2. Неизвестно, что в этом рассказе заимствовано из Дурида и, следовательно, сомнительно. В высшей степени подозрительным делает этот рассказ приведенная сумма, особенно если принять во внимание, что тогда вступили в отправление своих обязанностей 33 триерарха. Что касса царя среди его грандиозных успехов в Индии могла до такой степени истощиться (χρήματα, ού γαρ ην έν τω βασιλείω, Plut.), тоже весьма странно.

Plut., Alex., 39.

Это приблизительно вытекает из текста Плутарха (Eumen., 2) и из двух первых строчек Арриана (VII, 13) после пробела.

Эти хронологические данные вытекают из слов Диодора (XVII, ПО), который определяет пятьдесят дней для перехода из Описа в Экбатаны.

Я не сомневаюсь, что сюда должно быть отнесено замечание Полибия (X, 4, 3) о том, что по приказу царя Александра Мидия была наполнена множеством греческих городов.

Насколько мне известно, предание не говорит о том, когда праздновались Дионисии по македонскому обычаю.

Polyb., X, 17.

Это, быть может, тот «металлевт» Горг, о котором говорит Страбон в цитированном выше (прим. 84 к гл. 3 III кн.) месте; вероятно, это был тот самый иасосец, который выступил перед Александром в защиту изгнанных афинскими клерухами самосцев, о чем подробно говорится в надписи, изданной G. Curtius'oM (Urkunden zer Geschichte von Samos, p. 40). В надписи он называется сыном Теодота и таким образом падает попытка отождествить этого Торга с основателем Амбракии (Γοργού του Κυψέλου κτίσμα, пишет Meinecke вместо Τόλνου. Strab., VII, 325).

Ephipp., fr, 3, где сатрап называется Сатрабатом.

Arrian., VII, 14. Plut., Alex., 72. Рассказ Плутарха изобличает свое происхождение.

Diodor, XVII, ПО, 114. Арриан в своем умном и исполненном достоинства рассказе говорит (VII, 14): «О скорби Александра ходят различные рассказы, но все согласны в том, что она была весьма велика; о том, что он сделал, каждый рассказывает различно, смотря по тому, чувствует ли он любовь к Гефестиону, или зависть к нему и к самому царю. Из тех, чей рассказ наполнен преувеличениями, одни, как мне кажется, думали превознести царя, передавая его полные безмерной тоски слова и поступки перед телом этого человека, который ему был всех дороже, другие же – умалить его, представляя его поведение недостойным царя и Александра; одни говорят, что он весь день лежал на его теле и рыдал и что друзья должны были увести его силой, – другие, что он велел «распять на кресте врага, потому что тот дал ему дурное лекарство» (так говорит Плутарх), не желая видеть, что Гефестион умер от злоупотребления вином; рассказ о том, что Александр в честь умершего отрезал свои волосы, кажется правдоподобным и вообще и как подражание тому, что Ахилл сделал у гроба Патрокла; рассказ же о том, что он сам ехал на погребальной колеснице, неправдоподобен. Другие рассказывают, что он приказал разрушить храм Асклепия в Экбатанах; это было бы варварством и напоминало бы не Александра, а Ксеркса. Правдоподобнее мне кажется рассказ о том, что, когда по дороге в Вавилон к Александру прибыло много посольств из Греции и в том числе посольство Эпидавра, где находился знаменитый храм Асклепия, то он согласился на все, чего они желали и, кроме того, дал им дар для их бога и сказал: хотя ваш бог и дурно поступил со мною тем, что не спас мне друга, которого я люблю, как свою собственную голову, но я все–таки желаю почтить его! Затем большинство авторов пишет, что он приказал чтить Гефестиона как героя; другие прибавляют, что он послал в храм Аммона спросить, позволяет ли он приносить Гефестиону жертвы, как богу, и что это не было позволено». Так рассказывает Арриан. Иначе рассказывает Плутарх; каким авторитетам он следует, мы можем заключить из критики Арриана; но он говорит (Pelop., 34): «От скорби Александр почти лишился рассудка; в знак печали он приказал отрезать хвосты и гривы всем лошадям и вьючным животным, а в городах страны разрушить башни на стенах»… Он рассказывает также (Alex., 72), что, «чтобы рассеяться, он пошел в поход против коссеев, как на охоту за людьми, приказал перебить весь этот нароод и назвал это погребальным торжеством в честь Гефестиона». Точно так же невероятна и история о самосце Агафокле, рассказываемая Лукианом в книге «О недоверии к клевете».

σφάς τε αυτούς καί τά δπλα Ήφαιστίωνι ανέθεσαν'αποθανόντι (Arrian., VII, 14, 9). Это выражение по меньшей мере неясно, так как слова Диодора (XVII, 115): κατασκεύαζεν είδωλα δι' έλεφαντος καί χρυσού καί τών άλλων τών ύαυμαζομένων παρ' άνύρώποις не заключают в себе ничего подобного.

Arrian., VII, 15. Diodor, XVII, 112. XIX, 20 Plut., Alex. 72. Strab., XVII, 744. Polyaen, IV, 3, 31. Мы уже заметили выше, что их имя, в действительности тождественное с именем уксиев, только у греческих авторов означает совершенно другой народ. Побежденные Александром илоты должны были жить в долинах верхних притоков Керки и реки Дизфуля.