Иоганн Дройзен - История эллинизма [В 3 томах]

Поэтому издавна главной заботой персидской политики была поддержка соперничества между государствами Греции, стремление ослаблять сильных, натравливать на них слабых, поддерживать этих последних и с помощью выработанной системы подкупа и возбуждения раздоров препятствовать эллинам действовать сообща, чему Персия не была бы в состоянии оказать сопротивление. Это долго удавалось, пока, наконец, македонское царство, подвигаясь вперед быстрыми и уверенными шагами, не начало угрожать сделать все эти попытки бесполезными. После победы при Херонее с последовавшим за ней основанием Эллинского союза при дворе в Сузах должны были знать, что предстоит впереди.

Только Дарий - он сделался царем около того времени, когда был убит Филипп - принял меры против переходивших уже через Геллеспонт войск. Он поручил родосцу Мемнону, брату Ментора, наличных греческих наемников, с приказанием выступить против македонян и защищать границы государства. Нетрудно было видеть, что таким образом можно было задержать отдельный корпус, а не македонско-греческое войско, которого авангардом он был, и которое уже готовилось к переправе в Азию; точно так же было невозможно до его прихода набрать, стянуть в одно место и послать в Малую Азию персидское государственное ополчение; самым легким и благоразумным казалось убить опасность в корне. Были завязаны сношения с македонским двором., и царь Филипп - так заявляет Александр в одном позднейшем письме к персидскому царю [57]- был убит с его ведома и согласия. Возбуждавшее тревогу предприятие было, по-видимому, разрушено одним ударом, а начавшиеся в Фессалии, Греции, Фракии и Иллирии волнения заставили забыть даже самые последние опасения; когда же Аттал во главе своих войск и по соглашению с руководящими государственными мужами Афин объявил себя против вступления Александра на престол, тогда персидские интриги, по-видимому, еще раз одержали победу. Теперь Мемнон обратился против Магнесии, занятой Парменионом и Атталом, и с помощью ловких маневров нанес им чувствительный урон. Тем временем Александр привел в порядок дела в Македонии и восстановил спокойствие в Греции; Аттал был устранен и войска быстро вернулись к верности; Парменион с одной частью войска завоевал Гриней и обратился затем против Питаны, между тем как Каллат, сын Гарпала, с другой частью старался утвердиться в глубине области Троады. [58]Необходимость для македонского царя предпринять поход против фракийцев, трибаллов и иллирийцев дала персидскому двору еще более времени для приготовлений; царское войско и флот на морских берегах были собраны; но все-таки главным образом надо было рассчитывать на возмущение и отпадение в Греции и ждать, что удастся сделать Мемнону со своими незначительными боевыми силами.

Главным оборонительным пунктом против вторжения со стороны Геллеспонта был Кизик; выстроенный на острове, отделенный от близлежащего материка только мелким проливом, окруженный в последние десятилетия крепкими стенами, снабженный верфями для 200 триер, этот густо населенный свободный город представлял для того, кто им владел или чью сторону он брал, позицию, которая господствовала над Пропонтидой, азиатским берегом до Лампсака и входом в Геллеспонт с востока. Для македонского корпуса в Азии было весьма важно, что этот город не был на стороне персов. Мемнон думал захватить его врасплох; во главе 5000 греческих наемников он выступил из своих владений - в западной Вифинии [59]- и быстрыми переходами подступил к городу; ему едва не удалось овладеть Кизиком, ворота которого были не заперты, так как обитатели думали, что видят перед собою войско Каллата; когда это не удалось, он опустошил область города и поспешил в Эолиду, где Парменион осаждал Питану; появление Мемнона заставило последнего снять осаду города. Затем (город Лампсак тоже принадлежал ему) он быстро направился в Троаду, где нашел Каллата уже значительно подвинувшимся вперед; Лампсак служил Мемнону прекрасным опорным пунктом для его движений; превосходя неприятеля по численности своего войска, он одержал в сражении победу, и Каллат был принужден отступить к Геллеспонту и ограничиться занятием крепкой позиции в Ротее. [60]

Не видно, удержал ли Каллат за собой даже эту позицию; во всяком случае вскоре Парменион лично явился ко двору в Пелле. Быть может, его отозвал царь, потому что по окончании похода на север казалось нужным удержать за собою только пункты, прикрывавшие переправу в Азию и составлявшие как бы голову моста; а имея флот неподалеку, для этого было достаточно небольшого числа войска в Ротее и, пожалуй, в Авиде. [61]Тем страннее, что Мемнон, бывший превосходным полководцем, не принял более энергичных мер, чтобы очистить весь берег; сатрапы впоследствии упрекали его, что он, чтобы сделать себя необходимым, старается протянуть войну; или это была правда, или зависть сатрапов лишила его средств сделать большее.

Весною 334 года флот персидского царя был готов к выступлению в море; сатрапам и военачальникам Малой Азии был послан приказ подойти ближе к берегу и вступить в сражение с македонянами на самом пороге Азии. Это войско собралось в равнине Зелеи, - 20 000 человек персидских, бактрских, мидийских, гирканских и пафлагонских всадников и столько же греческих наемников, [62]войско, которое, как это скоро выяснилось, было храбро и достаточно велико для того, чтобы, имея хорошего вождя, преградить путь неприятелю. Но персидский царь не назначил никакого высшего военачальника; решающий голос относительно хода операций принадлежал общему совету вождей; это были, кроме Мемнона, Арсит, гиппарх Фригии на Геллеспонте, области, которой опасность грозила прежде всего, Спифридат, сатрап Лидии и Ионии, Атихий, сатрап Великой Фригии, Мифробузан, гиппарх Каппадокии, перс Омар и другие персидские вельможи. [63]Несомненно, что Мемнон был среди них самым опытным, если не единственным полководцем; но ненавидимый как грек и любимец царя, он имел в военном совете менее влияния, чем это было бы желательно для успеха персидского дела.

Во время этих делавшихся в Малой Азии приготовлений приготовления Александра настолько подвинулись вперед, что он мог выступить в начале весны 334 года. [64]Он прошел через Амфиполь на Стримоне вдоль берега через Абдеру, Маронею и Кардию, и на двадцатый день был в Сеете. Его флот был уже на Геллеспонте. Парменион получил приказ вести из Сеста в Авид конницу и большую часть пехоты. С остальной частью пехоты царь двинулся в Элеунт, лежавший напротив троянского берега, чтобы принести жертву на могильном холме Протесилая, первого героя, павшего в войне против Трои, чтобы поход на восток был для него счастливее, чем для Протесилая. Затем войско было посажено на корабли; 160 триер и множество грузовых судов [65]крейсировали в эти дни между прекрасными, блиставшими роскошной весенней растительностью берегами Геллеспонта, который некогда был порабощен и подвергнут бичеванию Ксерксом; Александр, стоя сам на руле своего царского корабля, направлял его от могилы Протесилая к лежавшей напротив бухте, которая со времен Ахилла и Агамемнона называлась гаванью ахейцев и над которой высились надгробные курганы Аякса, Ахилла и Патрокла. Посреди Геллеспонта он принес жертву Посейдону и сделал из золотой чаши возлияние нереидам. Затем они приблизились к берегу; триера Александра достигла берега первою; с носа корабля царь метнул свое копье в страну неприятеля, и затем первым из всех выскочил в полном вооружении на берег. Он отдал приказ, чтобы отныне, в воспоминание, на этом месте были воздвигнуты алтари. Затем в сопровождении стратегов и свиты гипаспистов направился к развалинам Илиона, принес в жертву в храме илионской Афины, посвятил ей свое оружие и взял вместо него оружие храма, и первым долгом священный щит, слывший щитом Ахилла. [66]На алтаре Зевса-хранителя очага он принес жертву также и тени Приама, чтобы смягчить его гаев против рода Ахилла, так как сын Ахилла убил престарелого царя у священного очага. Но особенно почтил он память своего великого предка Ахилла: он возложил венки на могилу героя и возлил на нее благоухания; его друг Гефестион сделал то же на могиле Патрокла; затем были даны разнообразные игры. Многие туземцы и эллины явились, чтобы поднести царю золотые венки, между ними был афинянин Харет, властитель Сигея, тот самый, выдачи которого Александр потребовал год тому назад. В заключение празднеств царь приказал восстановить Илион, даровал гражданам нового города автономию и свободу от податей и обещал не забывать о них и после.