Андрей Буровский - Правда о допетровской Руси

Кроме того, за это время стали много лучше средства транспорта, улучшились дороги. Если Московия Рюриковичей находилась на самой окраине Европы и была малодоступна, то теперь провинциальность Московии стала несравненно меньшей.

Во-вторых, в 1618 году началась Тридцатилетняя война. Велась она между коалицией протестантских держав — Англии, Голландии, Дании, Швеции, которые опирались на протестантских князей Германии. И коалицией католических держав — Австрийской империей Габсбургов, Речью Посполитой, которые опирались, естественно, на католических князей Германии. При этом Франция, хоть и страна католическая, поддерживала страны протестантские. А католические подданные империи Габсбургов в Италии, Чехии, Трансильвании воспользовались войной, чтобы восставать против не очень любимой ими империи.

Главной целью всех воюющих сторон было поделить мир между этими двумя конфессиями — протестантизмом и католицизмом. Основной ареной этой войны стала Германия, и за эти тридцать лет некоторые ее области запустели на четверть и на треть (совершенно как Московия после Смутного времени). Ведь воевали не короли, озабоченные своей честью и престижем, воевали не государства, пытаясь расширить свою территорию; в смертельной схватке сошлись две идеологические системы, совершенно по-разному определяющие, что такое мир, как он устроен, каким должен быть человек в этом мире. Победа каждой системы означала, что она сможет устроить мир по своим представлениям, и в этом мире не останется места для носителей другой системы ценностей. До какой-то степени протестанты и католики были друг для друга «инопланетянами».

Война была огромной и страшной для Европы, а для Московии оказалась фактором скорее удобным: прежние, устоявшиеся коалиции и привычные отношения заколебались, потеряли прежнюю стабильность, и каждое государство пыталось искать новых союзников, больше всего опасаясь одиночества. Какие бы государства ни схватывались между собой между Балтикой и Адриатическим морем, Московия неизменно оказывалась у них в тылу, и все государства хотели бы себя обезопасить, обеспечить свой тыл с востока.

В результате Московией интересуются, пытаются завязать с ней отношения, вовлечь в какие-то коалиции даже независимо от активности ее правительства.

Уже в 1617 году Англия и Голландия посылают в Московию послов, выступают посредниками в заключении мира с Польшей и Швецией, они надеются на то, что Московия откроет им дорогу в Персию по Волге (а оттуда недалеко и до Индии…).

В августе 1621 года турецкий султан посылает в Москву посланника, грека Фому Кантакузина. Султан Осман писал, что идет с войском на Речь Посполитую и зовет царя Михаила вместе воевать с Польшей. Мол, настал самый удобный момент для Московии отомстить полякам и закрепить дружбу с ним, с Османом. Султан обещал отдать Московии Смоленск и — весьма неопределенно — другие города. По его словам, он специально послал в Московию человека греческой веры, чтобы ему верили и «на султана были надежны». Интересно, что Константинопольский патриарх был на стороне султана, помогал Кантакузину и хотел, чтобы Москва ударила на Речь Посполитую. Эх, христианские пастыри!

Московиты тоже приготовились уже воевать: и правительство, и Земский собор высказались за войну. Наверное, быть бы в войне с Речью Посполитой Московии и Оттоманской империи вместе, но султана Османа зарезали янычары, начался кровавый катаклизм захвата власти новым султаном, и поход Турции на Речь Посполитую на этот раз не состоялся.

В 1626 году Густав-Адольф посылал в Московию посольство — дворянина Юрия Бенгардта и Александра-Любима Дементьевича Рубцова, человека из Западной Руси, который в Речи Посполитой пострадал за приверженность к православию, а король Густав-Адольф его освободил и взял на службу.

В 1629 году появляется новое шведское посольство Монира и уже известного Бенгардта с просьбой позволить купить 50 тысяч четвертей хлеба: мол, король шведский воюет с Речью Посполитой, и если поляки и «папежники» одолеют, то после разгрома шведов «станут искать погибели и русских людей и искоренения старой греческой веры» (знал король, какую струнку зацепить!). Были в грамоте короля и такие слова: «Пора уже вашему царскому величеству подумать, как соседям помочь и как свое уберечь».

В 1630 году Густав-Адольф шлет новое посольство, опять просит купить беспошлинно хлеба, опять всячески соблазняет правительство Московии идеей антикатолического союза — предлагает вместе воевать против Австрийской империи и Речи Посполитой в Тридцатилетней войне и даже называет свою армию, воюющую в Германии, передовым полком, бьющимся за интересы Московии. Руси хватило ума не ввязаться в совершенно ненужную и не очень понятную ей войну, но антикатолический и антипольский пафос в Московии находит понимание, и шведам позволяют купить 75 тысяч четвертей ржи, 4 тысячи четвертей проса, 200 бочек смолы и селитры, «где и сколько сыщут», — все без пошлины.

И на следующий год опять едет шведское посольство, и с 1631 года в Москве впервые устанавливается постоянный шведский агент Юхан Меллер — первый постоянный посол иностранной державы в Московии.

В 1630 году приезжают голландские послы — Альберт Конрад Бург и Иоган Фелтдриль, благодарили великих государей Михаила и Филарета за то, что жалуют голландских торговых людей, от имени Штатов и принца Генриха Оранского сообщили, что начали войну с королем испанским, папой римским и австрийским императором. Просили они и о беспошлинной торговле с Персией.

В 1631 году появляются датчане — полномочный посол Малтеюл Гизингарский. Просит он примерно то же самое — дороги в Персию, беспошлинной торговли, а главное — о заключении мира. Московиты колеблются, не желая, чтобы мирный договор с Данией разрушил установившиеся было лучезарные отношения со Швецией. Нашли было приемлемую формулу, но вышел спор, надо ли первым писать царское имя или королевское. Датский посол категорически отказался писать имя короля после царского и «за его упрямство» отпущен домой без грамоты да к тому же обижен — на царском приеме не было у него скамьи и стола, то есть, говоря попросту, его не накормили и даже не позволили присесть.

Потом русских послов стали так же мелочно щемить в Дании… В общем, отношения выяснялись долго.

В 1629 году приезжает французский посол Людвиг Деганс. Ведет он себя высокомерно до глупости, начав чудить уже в Новгороде: категорически отказался ехать слева от пристава. Мол, у него от короля специальный приказ — слева не ехать, выйдет ему и королю бесчестье. Пристав задал естественный вопрос: что же он, Людвиг Деганс, раньше не узнал, как полагается в Московии встречать послов? На это Деганс заявил, что обычаев московских он не знает; и «стал в телегах да и говорит, что ему учинен позор и что он за сей позор смерть примет». Как сочетается незнание обычаев с «приказом короля» — вопрос не ко мне. Ему — без государева указа его не отпустят обратно. Деганс: «Буду стоять где стою, корм покупать на свои деньги, а слева не поеду».