Филип Хук - Галерея аферистов. История искусства и тех, кто его продает

В своей неустрашимости и стойкости Бьюкенен был великолепен. Он решил перебраться в Лондон, чтобы пристальнее следить за продажей своих фондов и снять более просторные помещения, где мог бы выставлять и продавать картины. В августе того же года Бьюкенен, никогда не упускавший случая найти покупателя, узнал, что сам Наполеон приобретает предметы искусства в Риме. Он дал указания своему агенту Ирвайну, находившемуся в Италии, воспользоваться ситуацией и предложить Наполеону «Чуму в Ашдоде» Пуссена, которую только что не сумел продать на «Кристи». Фактически Британия вела войну с его потенциальным покупателем, но такая малость в глазах Бьюкенена никак не могла служить препятствием сделке.

К осени новые выставочные помещения, галерея тотчас позади Оксендон-стрит, были почти готовы. «Главный зал имеет площадь сорок квадратных футов, — с гордостью объявлял он Стюарту, — и совершенно схож с тем, что у „Кристи“, только меньше по размеру. В передней застекленная крыша, откуда падает яркий свет, и потому она как нельзя более подойдет для показа картин кабинетного формата». Однако рынок в это время был перенасыщен картинами. В декабре Бьюкенен напоминал Ирвайну «строго соблюдать наше всегдашнее правило и приобретать лишь самые изысканные предметы». Он также добавлял: «Более, чем прочими достоинствами живописи, англичане ныне увлечены яркостью цветовой гаммы. Если рисунок и композиция выполнены сносно, а сюжет приятен, то колористическое решение — все, что им надобно. Потому-то сейчас в столь великой моде работы Рубенса, Тициана, Ван Дейка, Адриана ван Остаде и других великих колористов». Но как добыть их картины за умеренную плату?

К январю 1805 г. в инвестиционной схеме Бьюкенена стала остро ощущаться нехватка наличных денег. Ситуацию усложняла и война на континенте. «Никогда еще в этой стране не было столь трудно вести спекуляции подобного рода. Коллекционеры старой школы либо вымерли, либо ослепли; те же, кто тяготеет к современному вкусу и начал собирать картины недавно, или уже заполнили свои коллекции до отказа, или перестали приобретать картины до лучших времен, в ожидании мира». Бьюкенен решил не покупать ничего нового, пока не распродаст прежнее. С этой целью в галерее была открыта выставка имевшихся фондов, которые, возможно, уже успели кому-то и набить оскомину, однако Бьюкенен не утрачивал своего всегдашнего оптимизма: «Мы выбрали для показа недурные работы и безошибочно чувствуем вкус публики». Впрочем, он говорит здесь о «требовательности» рынка, то есть едва ли не впервые прибегает к ныне популярному эвфемизму для обозначения коммерческой инерции.

Между тем Бьюкенен стал усиленно подыскивать себе другие сферы деятельности. Он прошел «ускоренный курс» ювелирной торговли и даже подумывал, не выйти ли ему на рынок торговли шелком. «Если не добуду денег, то с радостью приму три тысячи фунтов шелка по цене картины, если, конечно, шелк будет недурного качества», — писал он Ирвайну в июле 1805 г. В энергии и изобретательности ему точно не откажешь. В том же месяце он предпринял отчаянные меры, лишь бы избавиться от несчастного Пармиджано. Он отправил его назад в Италию. «Не сомневаюсь, что судьба ее [картины] в Риме сложится более благоприятно, чем у нас. Насколько мне известно, князь Колонна вновь выкупает картины крупного формата из своей галереи, а значит, Вы можете либо продать ему Пармиджано, либо обменять на несколько картин поменьше, из тех, что скорее придутся по вкусу в этой стране». Картина описала полный круг.

Однако Бьюкенена ожидали лучшие времена. 7 апреля 1807 г. Джозеф Фарингтон записывает в своем дневнике:

«Вечером заходил Лоуренс; он был вне себя от восторга: видел у Бьюкенена на Оксендон-стрит картину Тициана „Вакх и Ариадна“. Он описывал ее как непревзойденную по цветовой гамме, ничего столь же великолепного, яркого и выразительного он никогда не видел. Сказал, что Тицианы маркиза Стаффордского ей и в подметки не годятся. Решена в голубых, зеленых, красных и желтых тонах. Пейзажный фон просто несравненный по глубине и нежности, цвет его поражает воображение. В одном углу картины Тициан, уже завершив свой замысел, добавил ярко-желтое покрывало, на которое поместил золотую вазу, и один лишь этот фрагмент производит столь неизгладимое впечатление, что не приходится сомневаться в авторстве Тициана. Желтой краски, которую он использует, у нас просто нет, наша неаполитанская желтая по сравнению с нею меркнет. — Кое-где на деревьях заметны следы мастихина. — Лорд Киннерд купил картину за три тысячи гиней».

Не трудно вообразить торжество Бьюкенена, успешно осуществившего этот хитроумный замысел, который одновременно подтвердил справедливость всех его теорий: о том, что англичанам по вкусу яркие цвета, о безумной популярности у них Тициана, об их готовности платить заоблачные цены за исключительное качество, о важности избирательности для успеха спекуляции. А еще невольно закрадывается мысль о том, что Лоуренс — хотя, возможно, он искренне и бескорыстно хвалил картину — мог по заключении этой сделки сделаться богаче на пресловутые пять процентов стоимости этого полотна.

Теперь Бьюкенен принялся энергично искать новые источники товара. Он обратил свой взор на истерзанную войной Испанию, где наполеоновская оккупация открыла торговцам новые возможности в виде доступа к старинным местным коллекциям. Перед ним раскинулись воды, еще более мутные, чем обычно, но рыбы в них водилось немало. В 1808–1813 гг. Бьюкенен сотрудничал с агентом Джорджем Огастесом Уоллисом, который с успехом разыскивал картины в Мадриде. Уоллис был чрезвычайно любопытным персонажем, из тех, что время от времени точно из-под земли появляются на сцене торговли искусством, он обладал невероятной изобретательностью и хитроумием, а его двусмысленный статус позволял ему делать деньги во французской оккупационной зоне Испании. В монастыре в Лоэчесе Уоллис приобрел шесть гигантских картонов, якобы работы Рубенса. Монахи воспротивились сделке, и, хотя британцы сражались с французами на португальской границе, Уоллис заручился помощью французского генерала, который предоставил ему отряд тяжеловооруженной пехоты в обмен на два эскиза. Уоллису не было равных, когда нужно было переметнуться из одного враждебного стана в другой. Отступая из Испании вместе с французской армией в 1812 г., Уоллис увозил с собой еще несколько ценных картин, хитростью добытых у местных жителей. Чтобы доставить картины в Англию, ему предстояло преодолеть расстояние в тысячу шестьсот миль до ближайшего нейтрального порта на континенте. Это был прибалтийский Штральзунд, но добраться до него можно было только по территории, контролируемой войсками Блюхера. Тогда он предпринял весьма разумный шаг и вернулся в Париж, где успел получить вторую партию испанских картин и перепродать ее французскому торговцу мсье Боннмезону, а потом двинулся дальше, в Лондон.