Джон Бальфур - Расцвет и упадок Османской империи. На родине Сулеймана Великолепного

Теперь, весной 1525 года, они начали мятеж, грабя таможни, дома высших чиновников и других людей. Группа янычар силой проложила путь в приемную султана, который, как говорят, убил троих из них собственной рукой, но был вынужден удалиться, когда остальные стали угрожать его жизни, наставив на него свои луки. Мятеж был подавлен с помощью казни их аги и нескольких офицеров, подозревавшихся в соучастии, тогда как другие офицеры были уволены со своих постов. Солдаты были успокоены с помощью денежных подношений, но также и перспективой кампании на следующий год. Ибрагим-паша был отозван из Египта и назначен главнокомандующим вооруженными силами империи, действующим в качестве второго после султана, командующего армией, мобилизация которой велась в то время в ходе подготовки второго вторжения в Венгрию. Захват Белграда открывал путь вверх по Дунаю.

Ибрагим-паша – одна из самых блестящих и могущественных фигур периода правления Сулеймана. Он был по происхождению греком из христиан – сын моряка из Парги, в Ионическом море. Родился в один и тот же год – и даже, как он утверждал, на той же неделе, – что и сам Сулейман. Захваченный еще ребенком турецкими корсарами, Ибрагим был продан в рабство вдове из Магнесии, которая дала ему хорошее образование и научила играть на музыкальном инструменте. Через некоторое время, в пору своей юности, он встретил Сулеймана, в то время наследника трона губернатора Магнесии, который был очарован им и его талантами и сделал его своей собственностью. Сулейман сделал Ибрагима одним из своих личных пажей, затем доверенным лицом и наиболее близким фаворитом.

После восшествия Сулеймана на трон молодой человек был назначен на пост старшего сокольничего, затем последовательно занимал ряд постов в имперских покоях. Ибрагим сумел установить со своим хозяином необычайно дружественные отношения, ночевал в апартаментах Сулеймана, обедал с ним за одним столом, делил ним досуг, обменивался с ним записками через немых слуг. Сулейман, замкнутый по натуре, молчаливый и склонный к проявлениям меланхолии, нуждался именно в таком доверительном общении.

Под его покровительством Ибрагим был обвенчан с подчеркнутой помпой и великолепием с девушкой, которую считали одной из сестер султана. Его восхождение к власти было на самом деле настолько стремительным, что вызвало у самого Ибрагима некоторую тревогу. Будучи прекрасно осведомленным о причудах, взлетах и падениях служащих при османском дворе, Ибрагим однажды зашел настолько далеко, что стал умолять Сулеймана не ставить его на слишком высокий пост, поскольку падение будет для него крахом. В ответ, как утверждают, Сулейман похвалил за скромность своего фаворита и поклялся, что Ибрагим не будет предан смерти, пока он правит, независимо от того, какие обвинения могут быть выдвинуты против него. Но, как заметит историк следующего века: «Положение королей, которые являются людьми и подвержены переменам, и положение фаворитов, которые горды и неблагодарны, заставит Сулеймана не выполнить свое обещание, и Ибрагим потеряет свою веру и лояльность».

Мятеж янычар, возможно, ускорил решение Сулеймана осуществить поход в Венгрию. Но на него также оказало влияние поражение и пленение Франциска I императором – Габсбургом – в битве при Павии в 1525 году. Франциск направил в Стамбул секретное письмо, спрятанное в подошвы ботинок его посланника, прося султана об освобождении, предприняв против Карла генеральную кампанию. Обращение совпадало с личными планами Сулеймана в момент, когда Венгрия, страна без патриотизма и фактически без друзей, пребывала более чем когда-либо в расколе между «дворцовый партией» слабого короля Людовика II с его знатью, поддерживавшей императора, но получавшей небольшую поддержку от него и еще меньшую от Запада; «национальной партией» Яна Запольяи, губернатора и эффективного правителя Трансильвании, с группой менее значительных магнатов; и притесняемым крестьянством, которое рассматривало турок как победителей. Сулейман, следовательно, мог войти в страну в роли ее короля и императора и одновременно друга магнатов и крестьян.

Со времен падения Белграда пограничные стычки турок и эмиров непрерывно продолжались с переменным успехом. Теперь, в апреле 1526 года, султан, предварительно отдав приказ построить мосты через Саву и Драву – два притока Дуная, выступил в поход на запад с армией, насчитывавшей несколько сот тысяч человек. Из них приблизительно половину составляло ядро из регулярных войск, включавших пехоту (янычар), кавалерию (сипахов) – либо из наемных солдат, либо владельцев наделов – и артиллерию. Остальную часть составляло нерегулярное войско, также включавшее пехоту (азапов) и кавалерию (акынджи) – неоплачиваемое, но живущее за счет военной добычи войско. В общем, их использовали либо как силу, которой можно пожертвовать, в случае, если ее располагали в первых рядах в начале наступления, либо отпускали в набеги, чтобы опустошить земли, в которые вторгались, и терроризировать их жителей. Все – будь то регулярные, феодальные или же нерегулярные войска, в лагере, или на марше, или в бою – были объединены властью лично султана, высшего военачальника и правителя, который стоял, заметно выделяясь, в гуще своих сражающихся подданных, всегда вместе с министрами своего правительства, сгруппировавшимися вокруг него.

Погода была суровой, с проливными дождями, грозами и градом, продолжавшимися большую часть лета. Потоки воды смывали дороги, мосты и тенты в лагерях. Продвижение поэтому было медленным, и прошло почти три месяца, прежде чем войска Сулеймана столкнулись с силами противника. Их поддерживала флотилия из нескольких сотен небольших судов, которую сдерживало сильное течение и которой, как обнаружилось, было трудно поэтому продвигаться параллельно с наземными войсками. Дисциплина, как обычно, была жесткой.

Венгры сосредоточили свои войска на равнине Мохача, примерно в тридцати милях к северу. Молодой король Людовик прибыл с армией всего лишь в четыре тысячи человек. Но самые разные по своему составу подкрепления начали прибывать, пока общая численность его войск, включая поляков, германцев, богемцев, не достигла двадцати пяти тысяч человек. Император, когда дело подошло к выделению войск для войны с турками, оказался зависим от милости ряда протестантских сеймов. Они торопились, даже сопротивлялись тому, чтобы выделить солдат, поскольку среди них были пацифистски настроенные лица, которые видели принципиального врага не в султане, а в папе. В то же самое время они отличались быстротой в использовании в своих собственных религиозных целях извечного конфликта между Габсбургами и турками. В результате в 1521 году сейм Вормса отказался выделить помощь на оборону Белграда, а теперь, в 1526 году, сейм Шпейе после долгих размышлений слишком поздно проголосовал о подкреплении для армии у Мохача.