Михаил Гурвич - Бои на Карельском перешейке

Диденко словно срубил снарядом сосенку и накрыл ею первого из подползавших, убитого наповал. Остальные бросились бежать, укрываясь за валунами.

Дорога в проволочных заграждениях была расчищена до новой линии надолб. Пробить проход в этих новых надолбах надо было бронебойными снарядами. Чтобы выполнить эту задачу, танкисты выехали на другой день по знакомой уже дороге.

Впереди танка Диденко шла машина Дерюгина. И тут произошло вот что. Водитель Крысюк, все время следивший за машиной Дерюгина, увидел, как она вдруг содрогнулась и, как-то перекосившись, загородила впереди дорогу. Когда рядом с ней разорвался снаряд, стало понятно, что это уже второй, а первый, как видно, попал в люк механика-водителя. Машина была подбита.

Первым выпрыгнул стрелок. Сделав шаг — другой, он взмахнул руками и упал на снег возле танка. Его сразила пуля финского снайпера. Прошло несколько секунд. Из машины медленно вылез Дерюгин. Одна нога была в валенке, другая — не понять в чем — точно обмотанная красными тряпками — большая, тяжелая. Он кое-как перетащил ее через борт башни. Стоять он не мог и сразу упал грудью на снег. Его немного укрывала грядка снега, сбитого к краю дороги, но пули уже бороздили эту грядку. Все это было в 10–12 метрах от машины Диденко и длилось полторы-две минуты.

Огонь своих пушек противник теперь направлял на машину Диденко, но ни командир, ни водитель, ни башенный просто не успели подумать об угрожавшей им опасности. Нужно было спасти товарища. Решение пришло сразу. Арсений Крысюк по приказу своего командира повел машину прямо на Дерюгина. Крысюк, сжав зубы и весь подавшись к смотровой щели, смотрел вперед, стараясь с точностью до сантиметра угадать, где пройдут гусеницы танка.

Дерюгин лежал неловко, немного поперек дороги. Нужно было заходить к его голове слева. Диденко и его друзья боялись только одного: Дерюгин мог не понять, в чем дело, мог потерять сознание, видя, как танк надвигается прямо на него, лежащего, истекающего кровью…

Но Дерюгин понял товарищей. Он выровнял, сколько мог, свое тело на дороге, вытянулся, подобрал руки…

Громоздкие, тяжелые гусеницы завизжали у самой его головы, и машина накрыла его своим грузным корпусом. Пули, бороздившие вокруг него снег, застучали о броню танка.

Открыв нижний люк, экипаж Диденко втащил Дерюгина в машину. Крысюк задним ходом стал уводить машину из-под огня.

В части, где они служили, немало было случаев геройства, немало было людей, показавших редкую отвагу, бесстрашие. Имя самого командира части, Героя Советского Союза В. Н. Кашубы гремело по фронту с первых дней войны с белофиннами.

Нелегко было там обратить на себя внимание, выделиться в ряду уже известных своей храбростью бойцов и командиров. Но трое друзей об этом не думали. Они знали, что воюют не хуже других, а это — главное дело. Так они жили, воевали, берегли свою добрую дружбу — все трое: недавний тракторист Диденко, колхозник Крысюк и житомирский рабочий Кривой…

Фронт лежал уже далеко за линией финских укреплений. Машина Диденко вышла разведать подступы к одной железнодорожной станции под Выборгом.

День был мглистый и серый. Липкий мартовский снег наматывался на гусеницы. Дорога была трудная. На полпути к станции машина, шедшая следом за танком Диденко, была подбита и зажжена противником. Экипажу удалось выскочить и отползти. Диденко не имел права продвигаться вперед без второй машины. Отойти он также не мог — горящий танк загородил дорогу. Взрывались снаряды, находившиеся в танке. Свернуть с дороги, чтобы обойти этот страшный костер, было нельзя: слишком глубок был снег, а в канавах — мины и фугасы, еще не убранные нашими саперами.

Когда стемнело, белофинны стали подбираться к машине Диденко. Они ползли слева, из-за кустов, перебираясь от одной надолбы к другой, и пропадали из глаз в нескольких шагах от дороги.

— Окружают…

Тогда командир машины тихо сказал башенному:

— Приготовить гранаты…

От ближайшей надолбы приподнялась фигура в белом, за ней другая. Диденко, высунувшись из башни, бросил гранату, за взрывом первой — вторую, третью… Одного убил — это было ясно: фигура в белом осталась на месте. Другие не то отползли, не то притаились где-то за надолбами.

— Живьем они нас не возьмут. Гранат хватит.

Они видели, что настает, может быть, последний час их жизни. Но они знали, что ведут себя в этот тяжелый час хорошо, не хуже других. Только томительно было ждать: когда же финны снова пойдут в атаку? На ожидание уходило сил больше, чем понадобилось бы для самой схватки. Каждая минута требовала полной готовности. В напряжении, в холоде, который постепенно пронизывал их, трудно было удержаться от изнурительной и досадной дрожи, охватывающей все тело.

Они сидели час, два. Похоже было, что ночь сморила белофиннов.

Черный остов сгоревшего танка торчал на обтаявшей от огня дороге.

Крысюк потихоньку вылез из люка, зацепил остывшую металлическую клетку своим тросом.

В четвертом часу ночи они прибыли в свою роту. Машина была в исправности. Экипаж готов, как говорится, выполнить любое новое задание.

— Нет, вы уж закусите да потом поспите хорошенько, — сказал командир роты, прерывая Диденко.

Этот экипаж — ныне экипаж Героев Советского Союза.

Приказ командующего Северо-Западным фронтом С. К. Тимошенко о всеобщем переходе в наступление застал наш саперный батальон в 50 километрах от линии фронта.

Всю ночь батальон готовился к выходу. Посадка людей и погрузка имущества на машины совершались почти бесшумно, при тусклом свете ламп и свечей.

Чувствовалось, что бойцы взволнованы. Командир отделения украинец Кашка, коренастый, среднего роста, обычно шумный и веселый, на этот раз все делал молча. Но в глазах его, когда он докладывал о готовности отделения, ярче обычного вспыхивали огоньки.

Машины тронулись. По дороге нескончаемым потоком двигались грузовики, танки, артиллерия и пехота. До утра еще было далеко, но уже высоко в небе слышался шум моторов. Это патрулировали наши самолеты, охраняя движение войск к линии фронта.

Вот предрассветную тишину нарушили первые разрывы снарядов. По всему фронту началась артиллерийская подготовка. Стало сразу светло, как днем. Сплошной гул канонады длился до пяти часов вечера и сопровождал нас всю дорогу.

Когда мы подошли к бывшему финскому военному лагерю, расположенному в помещениях дачного поселка, то узнали, что славная 123-я стрелковая дивизия прорвала линию Маннергейма. По дороге нам встретились первые пленные, первые трофеи…