Светлана Фёдорова - Русская Америка: от первых поселений до продажи Аляски. Конец XVIII века — 1867 год

Русские православные миссии на Аляске никогда не были многочисленными. Первая духовная миссия, отправленная в 1794 г. по настоянию Шелихова на Кадьяк, состояла из 10 человек во главе с валаамским иеромонахом Иоасафом (Болотовым) [70].

В 1823 г. по указу «святейшего Синода» была учреждена миссия на Уналашке и Алеутских островах. В 1824 г. на Уналашку прибыл 25-летний священник иркутской Благовещенской церкви Иоанн Евсеевич Попов-Вениаминов [71].

В 1840-х годах в колониях насчитывалось четыре церкви: в Ново-Архангельске, в Павловской гавани, на Уналашке и Атхе. Кроме того, в Ново-Архангельске была построена лютеранская церковь. На восьми островах были устроены часовни, где богослужение совершалось посылаемыми туда священниками. К этому времени в колониях находились четыре священника. Из ведомости о числе инородцев, присоединенных к православной церкви с 1841 по 1860 г., видно, что первые сведения из Нушагакской миссии (в Ново-Александровской крепости) о числе прихожан и «обращенных в веру» относятся к 1841 г., из Кенайской миссии — к 1845 г., из Квихпакской (в селении Икогмют) — к 1847 г. {464} В 1860 г. в колониях было семь приходских церквей (две в Ново-Архангельске, по одной — на Кадьяке, Уналашке, Атхе, в Кенайской и Нушагакской миссиях) и две «приписных» [72]; насчитывалось 35 часовен, приписанных к церквам. Всего в колониях находились 11 священнослужителей (епископ и священники) и 16 церковнослужителей (дьячки, причетники, псаломщики) {465} . Для совершения церковной службы привлекались прошедшие специальное обучение креолы.

При учреждении епархии Российско-Американская компания обязалась отпускать ежегодно около 25 тыс. рублей (ассигнациями) на содержание причтов четырех церквей. Кроме того, «святейший Синод» отпускал немногим более 3 тыс. рублей ежегодно на содержание Кенайской миссии [73].

Христианство в Русской Америке несло в себе две противоречивые тенденции: с одной стороны, целью было привлечь аборигенные народы в лоно церкви (а следовательно, и в подчинение Российско-Американской компании); с другой стороны — несомненна просветительная роль отдельных служителей культа, таких как Вениаминов (составитель грамматики алеутского языка, переводчик на алеутский язык отрывков из «Священного писания», автор фундаментального труда по истории и этнографии алеутов и тлинкитов). Этнографические заметки, написанные в мае 1799 г. епископом Иоасафом в ответ на запрос синода, несомненно, показывали не только его ум и наблюдательность, но и умение делать научные обобщения. «Хотя жители Кадьякские разумеют, — писал Иоасаф, — что все около их живущие народы произошли от них, но по сообразию их языка с аляскинцами и даже мест, противу Чукотского носу лежащих, а сих — с чукчами, догадываться можно, что они произошли из Азии через Чукотский мыс» {466} . Таким образом, проблема первоначального открытия и заселения Америки со стороны Азии через Берингов пролив решалась в конце XVIII в. главой Аляскинской духовной миссии точно так же, как она решается наукой в наши дни.

Однако далеко не всегда миссионеров на Аляске можно было отнести к разряду людей просвещенных. Мало кто из них стремился изучить язык своих прихожан из числа аборигенов. «Спросили бы Вы отца Афонасия, — писал Гагемейстер в 1818 г., — какой проповедывал слово Божие? Что скажет он в ответ? Живучи на Кадьяке, просвещал ли многих чрез поучения свои? Не будучи обязан другими делами и заботою, выучился ли языку природных жителей кадьякских, с которыми прожил 20 лет с лишком?…» {467} В 1860 г. Головин также отмечал, что «ни один из находящихся в колониях миссионеров не знает вовсе их (туземного. — С. Ф.) языка, следовательно, не может беседовать с ними, так что даже исповедь происходит с помощью толмачей, которые, если и знают туземное наречие, то плохо знакомы с русским языком, а часто и вовсе не могут передать некоторых выражений» {468} . Костливцев с упреком писал: «Недостаточно носить монашеский клобук, чтобы быть хорошим проповедником, а тем более миссионером»; для этого, по его мнению, нужно призвание и достаточное образование. Костливцев считал, что «необходимо приготовлять священников из детей инородцев, как это сделано между алеутами» {469} .

Трудности сообщения между островами и с отдаленными редутами также усугубляли тяжелое положение миссионеров, отправлявшихся в путь на компанейских судах, на байдарах или на небольших байдарках (по внутренним рекам), зимой на нартах, запряженных собаками. «Миссионеры, — писал Костливцев, — …вынуждены бывают… делать большие переходы пешком по горам, тундрам и лесам; проводники их, проходя эти волоки, носят на себе байдарки, съестные припасы и другие путевые вещи с большими затруднениями, терпят часто голод и холод, долгое время проводят под дождем, без всякого приюта и прикрываются лишь полотняными палатками. Устранить все эти неудобства, по безлюдности страны и суровости климата, невозможно» {470} . Неделькович записал в дневнике свои впечатления о встрече в Михайловском редуте в мае 1863 г. с иеромонахом Илларионом, который на байдарках спустился в редут по Квихпаку (Юкону): «Он рассказал мне, какая опасная и скудная жизнь в болотистых тундрах, между дикарями, которые большею частию и до сих пор враждебны русским, несмотря, что многие из них обращены в христианство, но это только наружный обряд, чтоб через это извлечь выгоды… Этот несчастный монах за один год тамошней жизни, при его еще слабой комплекции, так исхудал и поседел от трудных путешествий по одиночкам во время ужасных северных морозов и пурги, при недостатках при этом в продовольствии и др. лишениях, что я его едва мог узнать» {471} . В связи с необходимостью забираться в самые отдаленные глухие места Аляски миссионеры имели возможность ближе наблюдать быт и нравы аборигенного населения. Многие из них вели путевые записи, имеющие большую научную ценность для этнографов. К числу таких записей относится дневник иеромонаха Иллариона, посетившего в 1861 — 1868 гг. глубинные районы Западной Аляски {472} .

Постоянные и длительные контакты русских с алеутами привели к тому, что все алеуты были крещены (чему, несомненно, способствовало развитие среди них грамотности). Между тем, по сведениям аляскинского епископа Петра (1860 г.), кадьякские «алеугы» (эскимосы), несмотря на длительность контактов с русскими, были обращены в православие значительно позже уналашкинских и атхинских алеутов. После алеутов в православие постепенно были обращены племена, жившие вблизи Нушагакского прихода (аглегмюты, угаленцы), а также кенайцы. О последних епископ Петр показал, что «они довольно кроткого характера, послушны и крестятся, когда их убедят, что это нужно, “но вообще равнодушны к религии» {473} . Наиболее трудным для миссионеров оказалось обратить в православие колошей (тлинкитов), хотя для них в Ново-Архангельске была построена специальная «колошинская» церковь (которая была приписана к собору Св. Михаила). «Колоши почти никогда ее не посещают, а если и заходят иногда из любопытства, то посидят на корточках, покурят трубку и выйдут», — писал Головин. Он отмечал, что число «инородцев», вновь принявших христианство, с 1841 по 1860 г. постепенно уменьшалось, особенно среди тлинкитов, и всего в течение 20 лет номинально, было обращено в православие 4700 человек аборигенов. «Но цифра эта существует только на бумаге, ибо многие из кочующих инородцев, крестившись, может быть никогда уже и не показываются вблизи наших миссий и конечно вовсе не исполняют христианского долга, а дети их не крещены» {474} .