Джон Бальфур - Османская империя [Шесть столетий от возвышения до упадка, XIV–ХХ вв.]

Вскоре, однако, подобные акробатические трюки приобрели кровавый оттенок. События — в слишком хорошо знакомой форме мятежа дворцовых войск — ускорили взятие султаном фактической власти в свои руки. В 1632 году сипахи Порты на протяжении трех дней подряд собирались толпами на ипподроме. Торговые лавки закрылись, повсюду воцарился террор — в городе и даже во дворце.

Мятежники требовали ни много ни мало головы семнадцати конкретно названных чиновников и фаворитов султана, включая великого визиря Хафиза Ахмед-пашу, а также муфтия. Хафиз был родственником Мурада, к которому тот был особенно привязан и который во время недавней кампании развлекал султана своими донесениями в стихах. Облеченные в поэтические образы, навеянные игрой в шахматы, эти донесения вдохновили султана на ответы в стихах. Теперь же, ворвавшись в первый двор Сераля, мятежники забросали Хафиза камнями и заставили спешиться, когда тот ехал на заседание дивана. Быстро освобожденный своими сторонниками, он передал свою служебную печать султану и скрылся, по его приказанию, отплыв на лодке через морские ворота дворца Скутари.

Мятежники между тем проникли во второй двор и столпились у зала дивана, требуя, чтобы султан провел заседание в их присутствии. Мурад вышел к войскам, чтобы выслушать их требования. Столпившись вокруг него, солдаты упорно требовали выдачи семнадцати предателей, чтобы разорвать их на куски. Иначе, предупреждали они, могут возникнуть серьезные беспорядки. Видя в этом буйстве реальную опасность для себя, Мурад тем не менее с достоинством ответил: «Вы не способны услышать меня. Тогда зачем вы позвали меня сюда?» После этого он, охраняемый пажами, ушел, преследуемый солдатами до ворот внутреннего двора и подвергаясь яростным угрозам.

Новый визирь, Реджеб-паша, стал после этого убеждать юного султана, что восстание войск можно будет успокоить, только если он выполнит их требования: «Лучше голова великого визиря, чем голова султана». Мурад с большой неохотой смирился с поражением и послал за своим другом Хафизом, которого встретил у морских ворот. Взойдя на трон, султан обратился к делегации сипахов и янычар со страстной речью, умоляя их не ронять достоинства халифата своими кровавыми деяниями. После этого Хафиз предстал перед султаном и сказал: «Великий падишах, пусть тысяча рабов, подобных Хафизу, умрет ради безопасности твоего трона. Я прошу тебя только об одном: не наноси мне удара сам. Отдай меня этим безумцам, чтобы я мог умереть смертью мученика, и моя невинная кровь падет на их головы». Затем Хафиз наклонился, чтобы поцеловать землю, прочитал молитву и сделал решительный шаг в сторону своих палачей. Он оказал сопротивление, свалив первого из нападавших ударом в голову, но остальные набросились на него с кинжалами, нанеся семнадцать ран. После этого янычар наступил коленями на его грудь и отрубил голову. Пажи Сераля накрыли тело саваном из зеленого шелка для захоронения.

Султан, тронутый до слез мужественным поступком своего друга, медленно направился в свой дворец и, задержавшись перед воротами, заявил толпе: «Если на то будет Божья воля, вас ждет ужасное возмездие, вас, низких убийц, не страшащихся Бога и не испытывающих стыда перед Пророком». Не приняв его слов всерьез, мятежники добились смещения муфтия и продолжали открыто обсуждать вопрос о самом Мураде. Но их ряды были снова расколоты, причем не только, как и в прошлом, между янычарами и сипахами, но также между экстремистами и небольшой группой умеренных, шокированных воцарившимся разбоем и начавших постепенно переходить с оружием на сторону султана.

Мурад, сгоравший от стыда из-за испытанного унижения, жаждавший возмездия и опасавшийся, что его может постичь судьба султана Османа, исполнился решимости впредь проводить политику «убей или будешь убит». Хорошо осведомленный о том, что вероломной силой, стоявшей за этим бунтом, был Реджеб-паша, преемник Хафиза на посту великого визиря, который и дал совет сдаться, султан решился действовать. Однажды утром, когда Реджеб возвращался домой после заседания дивана, его встретил камергер, вновь вызвавший его во дворец. Там Реджеба, ожидавшего, что его примет султан, ввели в комнату, в которой находились одни только черные евнухи, предвестники рокового конца, жестами пригласившие визиря в соседнее помещение. Медленно и болезненно передвигаясь из-за приступа подагры, он вошел и услышал приказ султана: «Подойди, хромой мятежник!» Не обращая внимания на протесты визиря и его заверения в невиновности, султан продолжил: «Проси о воде для омовения, неверный!» И прежде чем Реджеб успел подчиниться, султан властно приказал евнухам: «Немедленно отрубите ему голову». Приказание было исполнено, и труп Реджеба тотчас выбросили за ворота дворца. Зрелище вызвало ужас у мятежных солдат, которые сопровождали своего господина, но теперь в тревоге разбежались. Так была переломлена ситуация.

С последним вздохом Реджеба и началось настоящее правление Мурада IV, освободившегося от ига визирей и опеки матери. Гражданская власть была сломлена. Следующим шагом должна быть ликвидация тирании вооруженных сил. С этой целью султан созвал в беседке на берегу Босфора публичное заседание дивана. Сидя на троне с отрядом верных ему стражей вокруг, в присутствии муфтия, видных судей, старших чиновников и двух военных командиров, которые приняли его сторону против восставших, он вызвал депутацию сипахов, а затем обратился с речью к янычарам, которых привели к нему. Обращаясь к солдатам со словами из Корана, как к верным слугам, слепо подчиняющимся своему господину, султан обязал их перестать защищать повстанцев из корпуса сипахов. В ответ они выкрикнули заверения своей верности: «Мы рабы падишаха: мы не защищаем мятежников; его враги — наши враги». Они дали клятву верности на Коране, копии которого передавались из рук в руки.

После этого султан обратился к старейшинам сипахов, прибывших в диван в качестве представителей: «Вы другие, сипахи, вы единое войско, и вас трудно заставить понимать справедливость. Вас сорок тысяч, и все вы хотите должностей, хотя количество мест, имеющихся в наличии во всей империи, не более пятисот. Ваши требования губят государство, ваши домогательства опустошают его. Соблазн получить должность увеличил среди вас число мятежников, которые отказываются прислушиваться к словам старших и умных людей в войсках, подобно вам, проводят время в преследовании людей, в разорении благочестивых учреждений, создавая вам ужасную репутацию тиранов и мятежников».

В ответ на это старейшины из сипахов заявили, что лично они хранят верность султану, но контроль всех рядовых выходит за пределы их возможностей. Султан ответил, что они должны выдать главных зачинщиков и дать клятву верности, как это сделали янычары. Сипахи подчинились. Наконец султан призвал к ответу судей. «Вы обвиняетесь, — сказал он старшим из них, — в продаже судебных решений за деньги и в разорении подданных империи». На это они ответили, что никто из них не стал бы так угнетать народ. Но они не в состоянии обеспечить свободное и независимое отправление правосудия из-за насилия со стороны сипахов во время проводимых теми собственных сборов налогов. Судья из Румелии заявил, что за противодействия этим вымогательствам помещение его суда подверглось нападению, а дом был разграблен. В ответ на это арабский судья из Азии встал, обнажил свой меч и с горящими глазами заявил: «Мой падишах, единственным лекарством против всех этих злоупотреблений является ятаган». Таков был принятый вердикт, подтвержденный клятвой. Все подписали указ, обязывающий подписавшихся бороться со злоупотреблениями и восстанавливать общественный порядок.