Олег Абакумов - Третье отделение на страже нравственности и благочиния [Жандармы в борьбе со взятками и пороком, 1826–1866 гг.]

17 декабря 1861 г. сообщалось, что воспитанники первой гимназии были ведены в баню, но по дороге часть отстала; они зашли в погреб и «перепились». Как результат последовавшего разбора поступка 5 человек представлены к исключению [140] Там же. Д. 938. Л. 1. .

Совсем юное поколение также «успешно» осваивало «бескультурное» пространство. 24 февраля 1861 г. агент доносил, что на балу в Екатерингофе замечено несколько воспитанников коммерческого училища, не более 14–16 лет. Удалось установить личность одного, «балагурившего с женщинами дурной нравственности» [141] Там же. Д. 3234. Л. 134. . Далее сообщалось, что «на вопрос агента, каким образом они […] могли в будний день очутиться на вечере в Екатерингофе, ему ответили, что они отлучаются по секрету и возвращаются туда под утро, к 7 час., когда все встают» [142] Там же. . Таким образом, политическая полиция выявила явное упущение администрации училища, о чем и было сообщено соответствующему начальству.

26 марта 1864 г. руководству Третьего отделения докладывалось: «В гостинице Пассата с недавнего времени после обеда стали появляться человек по 10 гимназистов, еще почти совершенные дети, с развратными женщинами. Из разговоров их можно заключить, что они ушли из дома от родителей, под предлогом посещения церкви, один гимназист выражался: „Я говею здесь каждый день“» [143] Там же. Д. 954. Л. 1. .

Массовость получаемых сведений предопределила подготовку аналитической записки (19 июня 1864 г.), в которой признавалось, что «распущенность воспитанников учебных заведений доходит до крайних пределов. Известного сорта трактирные заведения, некоторые из публичных мест и гуляний только и имеют посетителей, что гимназистов и кадет; там скрытно от родителей они предаются разврату и полному разгулу на свободе». Дело доходило до того, что юноши, поддавшись порочным страстям, убегали из дома (известно, что в одной из гимназий скрылось 5 воспитанников). Единственно, что внушало оптимизм, — так это сведения о том, что «почти все скрывающиеся мальчики присылают или прямо к родителям, или к товарищам свои письма, в которых сознаются в своих глупостях, просят успокоить их родителей и вымолить им прощение у них» [144] Там же. Д. 944. Л. 2. .

Тенденция, свидетельствовавшая о слабом контроле администрации за обучающимися молодыми людьми, была очевидной. Об этом 24 октября 1864 г. было сообщено шефу жандармов В. А. Долгорукову: «Столичные увеселительные заведения (танцклассы), постоянно посещаемые преимущественно разгульною молодежью, с некоторого времени, как замечено, привлекают и воспитанников разных учебных заведений, коим по принятым правилам не дозволяется бывать в таких местах. Особенно часто замечаются в настоящее время в танцклассах второго разряда, где редкий вечер проходит без скандалов, воспитанники императорского лицея. Так, между прочим, 21 октября в гостинице „Москва“ 7 человек лицеистов, из коих один был Ознобишин, всю ночь пили шампанское и канканировали с публичными женщинами, а третьего дня несколько лицеистов бесновались в заведении „Германия“, где распущенность приняла широкие размеры» [145] Там же. Д. 2997. Л. 5–5 об. . Нескрываемое безобразное поведение заставило шефа жандармов вновь дать специальное поручение: «Необходимо предупредить надлежащее начальство» [146] Там же. Л. 5. .

Подобные нравы были характерны не только для столицы. Шеф жандармов В. А. Долгоруков распорядился сообщить министру народного просвещения для принятия мер сведения, полученные из перлюстрированного письма без подписи из Владимира в Москву к студенту университета А. И. Федорову (20 февраля 1866 г.). Автор откровенно сообщал: «Мои товарищи не то, что бывшие семиклассники; они заранее приготовляются к разгульной жизни студентов, которым делать нечего. Из пансиона они потрудились сделать клуб, распивочную лавку, наконец, дом сестер милосердия. Вот Саша, приходило ли тебе когда в голову, что Владимирский дворянский пансион будет так прославлен […] от последних чисел августа у нас не выводятся карты, сопровождаемые сильнейшими попойками, справляются именины старших; не проходит недели, в которую бы старшие не отправлялись в трактиры и дом сестер милосердия, прославляя себя при этом всякими подвигами; в заключение же стали приводить красавиц прямо в пансион, чем особенно отличается Макаров, считающий себя примером для всех» [147] Там же. Д. 960. Л. 1–1 об. . У юных владимирских дворян даже сложился свой сленг, на котором публичный дом именовался «домом сестер милосердия».

Эпатажное поведение не маскировалось, наоборот, для его демонстрации избирался многолюдный центр столицы. 10 апреля 1869 г. шефу жандармов П. А. Шувалову докладывалось: «Получено известие, что вчера около 8 часов вечера, то есть когда еще было совершенно светло, по тротуару Невского проспекта, между Пассажем и Михайловской улицей, проходил воспитанник первой гимназии, лет 15, ведя под обеими руками двух публичных девок, как агент пишет: набеленных, с волочащимися хвостами и огромными шиньонами. Группа эта производила на проходящих чрезвычайно тягостное впечатление. Гимназист и его дамы вели очень оживленный разговор; они, по-видимому, познакомились между собою не теперь, потому что расспрашивали друг друга об общих знакомых. Агент сообщает довольно подробные приметы героя этой сцены» [148] Там же. Д. 944. Л. 4. .

Под особым общественным и полицейским контролем были женские воспитательные заведения. По словам современника, главная задача таких учреждений была в том, «чтобы из института выходили девушки, окруженные ореолом непорочности, скромные и стыдливые». Для этого барышню надо было воспитать «в правилах прописной морали и соблюсти голубиную чистоту ее помыслов. В этих видах в классах делались даже пропуски в читаемых произведениях». Неблагопристойные поэтические строки «Поднявши хвост и разметавши гриву» заменялись на вполне невинные — «поднявши нос» [149] А. Р. Былое. Из воспоминаний о пятидесятых и шестидесятых годах // Русская старина. 1901. № 10. С. 154. О нравах Смольного института благородных девиц и его начальницы М. П. Леонтьевой сообщалось в агентурном донесении от 18 октября 1864 г.: «Строгая нравственность г-жи Леонтьевой, как говорят, доходит до смешного: из опасения дурного примера, она не допускает держать при институте ни петухов, ни кобелей, дабы не сделать воспитанниц хотя бы случайно свидетельницами сцен, непонятных для их невинности» (ГАРФ. Ф. 109. СА. Оп. 3. Д. 3240. Л. 1). Одна из воспитанниц вспоминала, что М. П. Леонтьева требовала от классных дам, чтобы они все свои педагогические способности направляли «на поддержание суровой дисциплины и на строгое наблюдение за тем, чтобы никакое влияние извне не проникало в стены института» ( Водовозова Е. Н. На заре жизни // Институтки: Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц. М., 2008. С. 221). . С подобными задачами никак не согласовывалась информация об исключении в январе 1858 г. из Мариинского института «двух взрослых девиц, за упорное их упрямство в курении папирос (в последний раз застали курящих в сортире)» [150] ГАРФ. Ф. 109. СА. Оп. 3. Д. 3216. Л. 88. .