Олег Абакумов - Третье отделение на страже нравственности и благочиния [Жандармы в борьбе со взятками и пороком, 1826–1866 гг.]

Если подобные вольности встречались в самом центре столицы, то в парках, загородных садах и вокзалах («воксалах») [779]распущенности было больше. Необычайная популярность таких форм досуга приковывала к ним внимание полиции. Агентурное донесение тому подтверждение: «Никто из петербургских сторожил не помнит, чтобы в Духов день в Летнем саду было столько народу […] В средней аллее буквально была такая давка, что решительно нельзя было сделать свободного шагу и вся публика казалась какою-то еле-еле двигающеюся массою. Неоднократно слышны были насмешливые выходки против несчастных кринолинов [780], иные вслух пред дамами говорили, что от того так и тесно, что, по крайней мере, половину пространства сада занимают кринолины». Наблюдатель сетовал: «[…] надо было видеть, в каком ужасном состоянии они выходили из этой мятки» [781]. При таком значительном стечении публики любая выходка становилась известной, порицалась или одобрялась зрителями, а молва разносила не всегда точные отголоски события.

Обозреватель «Сына отечества» сокрушался: «Большинство гуляющих собралось сюда [на публичные гулянья] для того, чтобы предаваться неблаговидному кутежу и не менее неблаговидному волокитству. Главная приманка, привлекающая толпу на гулянье, вино и легкие недостойные интриги» [782].

Кокетство и флирт влекли барышень в модных одеяниях не только в парки, но и… в церковь. О забавных случаях у обедни в Троицын день рассказывал агент Третьего отделения. В ходе службы прихожане должны были троекратно становиться на колени, особенно тяжело приходилось дамам с многочисленными металлическими обручами кринолинов: «Многие из них, не взирая на всевозможные усилия, никак не могли опять подняться без помощи услужливых мужчин, что производило в церквах невольный смех» [783]. «Из этого заключают, что подобные безобразно наряженные куклы ходят в церковь не для моления, — единственно, чтобы выказать свои модные наряды, не понимая, что делаются чрез то предметами общих насмешек» [784], — передавал суждения моралистов агент.

Традиционным источником беспорядков была так называемая «военная молодежь», хотя, как отмечалось в донесении (август 1860 г.), «с возвращением войск из лагеря на общественных гуляньях бывают часто маленькие скандалы, но они большей частию оканчиваются миролюбиво» [785].

Участники гуляний и празднеств иногда умышленно шли на конфликт, разыгрывая своеобразное представление, а потом пытались искусно выпутаться из ими самими созданной ситуации. В сентябре 1860 г. агент сообщал: «Несколько недель тому назад приказчик из магазина Исакова (в Гостином дворе), прогуливаясь во время гулянья на минеральных водах [786], надул при публике „гондон“, за что он был приставом отправлен в часть и теперь по делу этому находится при Выборгской части под следствием» [787].

Этот поступок мог бы раствориться в полицейских сводках среди перечня происшествий, совершенных нетрезвыми горожанами, если бы в пьяном раже приказчик не стал хвастать, что с ним будет «трудно справиться» (так как его мать была нянькой у детей великого князя Николая Николаевича), и даже обещать, что «он, приказчик, о помянутом случае с ним в Новой деревне и о том, как с ним поступила полиция, сообщит Герцену для напечатания в „Колоколе“» [788]. Если первая угроза была традиционным средством защиты, своеобразной формой патерналистского прикрытия, то обращение в орган вольной русской печати — новое явление, апелляция к общественному мнению, пример перевода проигрышной ситуации в политическую плоскость, превращение хулигана в жертву произвола полиции.

Парки и загородные увеселительные заведения были под постоянным надзором. Естественно, что в этой среде сновали и полицейские наблюдатели и собирали слухи о подлинных и мнимых происшествиях. Агент деликатно сообщал, что «на днях узнано, что в саду, принадлежащем ко дворцу вел. кн. Елены Павловны […] производятся некоторые волокитства и любовные интриги» [789]. Одно время в городе говорили о священнике, который якобы был выпущен из дома Всех Скорбящих [790]и через несколько дней «арестован в Летнем саду при изнасиловании им там одной женщины». В подтверждение слуха молвой упоминалась точная дата задержания — 27 августа и то, что «на одной скамейке, близ которой случилось означенное насилование, вырезано несколько слов по сему предмету» [791].

К своим «наблюдательным» обязанностям полицейские чиновники подходили уже со сложившимися представлениями об объектах полицейского интереса. 23 сентября 1861 г., сообщая о главных местах отдыха горожан — «гуляньях у Излера, в воксалах Александровском и Петровском и в трактире на Крестовском», — чиновник отмечал, что «и ныне характер поведения тамошней публики, особенно в последних трех местах, нисколько не изменился противу прежних лет — как бы уже навсегда присвоенных к тем гуляньям» [792].

Основными посетителями этих заведений являлись «университетские и медицинские студенты, всевозможных родов мелкие чиновники, конторщики, приказчики, купеческие сынки», предававшиеся обычно «нескромному вольному обращению с тамошними дамами и кулачному самоуправству после веселых дружеских между собой бесед», после чего «уже не нужна была и полицейская над ними расправа» [793].

Собственно, ничего необычного там не происходило: саморегулирующаяся система обеспечивала ровный характер отношений подвыпившей публики. Изредка обращали на себя внимание отдельные фигуры, например студент университета Красильников в вокзале Петровского парка, «до того уже с избранною своею дамою в танцах непристойно заканканировал и сверх того дерзко и буйно поступил с содержателем воксала и самою полицию, что она должна была прибрать его к своим рукам» [794]. Хотя серьезных происшествий не случалось, но тем не менее внимание жандармского руководства обращалось на отсутствие контроля за порядком со стороны столичной полиции.

Популярный «воксал» Заведения искусственных минеральных вод И. И. Излера [795]был под постоянным наблюдением. Это заведение имело давнюю историю. Еще в 1840-х гг. дом в Новой деревне с несколькими большими залами и довольно большой сад стали местом популярных увеселений: концерты нескольких оркестров, театральные представления с французскими шансонетками и танцами, фейерверки, полеты воздушных шаров, акробатические и гимнастические упражнения, выступления тирольских певцов и цыганских хоров и т. п. Заведение работало ежедневно. Вход был платный (от 50 коп. до 1 рубля в дни праздников). Молодой Н. Г. Чернышевский уверял родителей, что не посещал увеселений, но описывал их очень эмоционально (23 августа 1849 г.): «Здесь нынешнее лето веселились господа, имеющие охоту и возможность веселиться так, как никогда еще, кажется. Особенно много толкуют о вечерах Излера на минеральных искусственных водах. В прошлый раз, говорят, было там 5600 посетителей (за вход по 1 руб. сер.); и между тем они устраиваются так великолепно, что до сих пор едва, говорят, сбор (и еще более кушанья, чай и т. д., которые берут, разумеется, во множестве) покрывал издержки. Все лето беспрестанно летали оттуда воздухоплаватели, под конец стали подыматься и дамы» [796].