Евгений Немировский - Андрей Чохов [(около 1545-1629)]

В середине XVI в. мортиры получили широкое распространение в вооруженных силах Московского государства. Иван Грозный, заботившийся о развитии и совершенствовании артиллерии, придавал большое значение орудиям, ведущим навесной огонь. В составе «большого государева наряда», участвовавшего в Ливонском походе 1577 г., было 35 больших стенобитных пищалей и 21 мортира самого различного «весового» калибра — от пуда и до 13 пудов [77] См.: Труды/Вост. отд-ние Археол. о-ва. СПб., 1854, ч. 10, с. 48, 49. .

Крупнейшими мортирами того времени были уже знакомые читателям «Кашпирова пушка» (калибр 20 пудов), отлитая учителем Андрея Чохова Кашпиром Ганусовым в 1554 г., и «Павлин» Степана Петрова (калибр 15 пудов), отлитая в 1555 г.

Кашпир Ганусов, по-видимому, впервые нарушил традицию и отлил казенную часть мортиры в одном диаметре с дульной частью. Он стремился сделать казенную часть более прочной, чтобы толстые стенки каморы могли бы с успехом противостоять давлению газов при выбрасывании тяжелого двадцатипудового ядра. Определенную роль сыграло и то обстоятельство, что отлить ствол столь большого орудия в разных диаметрах было бы весьма затруднительно.

В дальнейшем именно так отливали тяжелые мортиры, предназначенные для стрельбы каменными ядрами, и среди них и Царь-пушку. Это колоссальное орудие, отлитое Андреем Чоховым в 1586 г., также было мортирой. Размерами оно значительно превосходило «Кашпирову пушку» и «Павлина». Стреляла Царь-пушка ядрами весом в 52 пуда. Выдающееся для своего времени достижение Кашпира Ганусова его талантливый ученик превысил более чем вдвое.

Современники высоко оценили заслуги Андрея Чохова. Неизвестный нам по имени русский человек, автор так называемого «Пискаревского летописца», отметил отливку мортиры как событие чрезвычайной важности: «…повелением государя царя и великого князя Феодора Ивановича всея Русии слита пушка большая, такова в Руси и в иных землях не бывала, а имя ей "Царь"» [78] Пискаревский летописец. — В кн.: Материалы по истории СССР. М., 1955, т. 2, с. 90. .

Изображение царя Федора Ивановича на стволе Царь-пушки. С литографии К. Я. Тромонина. 1845 г.

Историк техники Н. И. Фальковский в 1946 г. провел тщательные обмеры Царь-пушки [79] См.: Фальковский Н. И. Москва в истории техники. М., 1950, с. 63. . Длина ее — 5 м 34 см. Наружный диаметр ствола — 120 см, диаметр узорного орнаментального пояса у дула — 134 см. Наружный диаметр по всему стволу одинаков. Внутри же ствол делится на две части — дульную (диаметр 92 см) и казенную (44 см). Если средняя толщина ствола в дульной части составляет около 15 см, то толщина стенок пороховой каморы значительно больше — до 38 см. Толщина задней стенки — 42 см.

Литая надпись на средней части ствола орудия гласит: «Повелением благоверного и христолюбивого царя и великого князя Федора Ивановича государя самодержца великия Росия при его благочестивой и христолюбивой царице великой княгине Ирине слита бысть сия пушка в преименитом царствующем граде Москве лета 7094 в третье лето государства его. Делал пушку пушечной литец Ондрей Чохов» [80] Надпись публиковалась неоднократно. См.: напр.: Забелин И. Е . История Москвы. М., 1905 г. с. 415; Кондратьев И. К . Седая старина Москвы. М., 1893, с. 173. .

Надпись на стволе Царь-пушки. С литографии К. Я. Тромонина. 1845 г.

На дульной части ствола — литое изображение скачущего всадника. Отлитая здесь же надпись поясняет, что всадник— «божиею милостию царь и великий князь Федор Иванович государь и самодержец всея великия Росия» [81] Гордеев Н. В . Царь-пушка. М., 1960, с. 15, . Левой рукой царь держит поводья, в правой руке у него узорная булава. На голове Федора Ивановича отороченная мехом шапка — возможно, шапка Мономаха. Вокруг головы нимб. Отметим попутно, что искусствоведы по сей день не обратили внимания на этот едва ли не первый в истории русского изобразительного искусства портретный барельеф.

Весит Царь-пушка 2400 пудов (= 38400 кг). С московского Пушечного двора на Красную площадь ее перевозили на катках, изготовленных из толстых бревен. Волокли пушку не менее 200 лошадей. Канаты привязывали к массивным скобам — Андрей Чохов отлил их восемь, расположив попарно по сторонам ствола.

Произнося: «Царь-пушка», мы думаем прежде всего о небывалых размерах этого орудия. Между тем название мортире дало литое изображение царя Федора Ивановича.

Царь-пушку положили в самом конце Красной площади, поближе к москворецкой переправе, там, где уже около 30 лет лежал «Павлин» Степана Петрова. Орудия эти были мортирами и не нуждались в специальном «станке»-лафете, при стрельбе их устанавливали под определенным углом в окопе со скошенной передней стенкой.

В 1598 г. неподалеку от храма Василия Блаженного, рядом с бревенчатой мостовой, шедшей из Фроловских (ныне Спасских) ворот Кремля на Ильинку, соорудили Лобное место — из покрытого резьбой камня со входом, огороженным литой чугунной решеткой. Отныне в описях московского наряда, упоминая о Царь-пушке, указывали, что находится она «в Китае-городе у Лобного места».

О больших пушках писали многие иностранцы, побывавшие в Москве в конце XVI — начале XVII в. Дон Хуан Персидский секретарь посольства шаха Аббаса I, проезжавший через Москву в 1600 г., рассказывал, что он видел «большую площадь, которая была заставлена пушками такими огромными, что два человека могли входить в каждую для чистки ее» [82] Хуан Персидский . Путешествие персидского посольства через Россию, от Астрахани до Архангельска, в 1599–1600 гг. М., 1898, с. 16. Стефан Какаш и Ябель Георг фон Тектандер, посланные в 1602 г. в Персию императором Рудольфом II и проезжавшие через Москву, поведали, что «на площади, у ворот замка (т. е. Кремля. — Е. Н. ) стоят две громадные пушки, в которых легко можно поместиться человеку» [83] Какаш, Тектандер . Путешествие в Персию через Московию, 1602–1603 гг. М., 1896, с. 18. .

Польский шляхтич Самуил Маскевич, бывший в Москве в 1609–1612 гг., удивляясь силе и мощи русской артиллерии, рассказывал о «бесчисленном множестве осадных и других огнестрельных орудий на башнях, на стенах, при воротах» Московского Кремля. «Среди рынка я видел мортиру, — писал он, — …сев в нее, я на целую пядень не доставал головою до верхней стороны канала. А солдаты наши обыкновенно влезали в это орудие человека по три, и там играли в карты под запалом, который служил им вместо окна» [84] Сказания современников о Дмитрии Самозванце. СПб., 1834, ч. 5, с. 71–72. .