Екатерина Гончаренко - Октябрь [История одной революции]

— Неужели Керенский не может приостановить такое своеволие?

— По-видимому, не может… Толпа везде и всегда остается толпой.

— Как же так? Александр Федорович поставлен народом… народ должен подчиниться… не своевольничать… Керенский любимец солдат… — как-то желчно сказал бывший царь.

— Мы здесь слишком далеко от всего; нам трудно судить о событиях в России. Но для меня все эксцессы толпы понятны и не неожиданны…

По-видимому, мое объяснение было совсем непонятно бывшему царю. Он, помолчав несколько минут, сказал:

— Но зачем же разорять дворец? Почему не остановить толпу?.. Зачем допускать грабежи и уничтожение богатств?..

Последние слова произнес бывший царь с дрожью в голосе. Лицо его побледнело, в глазах сверкнул огонек негодования.

В это время вошли Татищев и одна из дочерей. Разговор на эту тему прервался. Потом я очень сожалел об этом. Мне очень хотелось уяснить для себя: как же в самом деле смотрел бывший царь на совершающиеся события?..

Отзвуки октябрьских событий понемногу стали проникать и в Тобольскую губернию. Еще не было известно, на чьей стороне останется победа. Сообразно с этим вели себя и тобольские деятели. По губернии распускались всевозможные нелепые слухи.

На следующий день — праздник Рождества Христова, и мы отправляемся в церковь. По указанию священника дьякон провозгласил многолетие (молитва о продлении дней Императорской Фамилии). Это было неблагоразумно со стороны священника и могло только повлечь за собою репрессии. Солдаты со смертными угрозами требовали смены священника. Этот инцидент омрачил светлые впечатления, которые должны были сохраниться об этом дне. Он окончился для нас новыми притеснениями, и надзор за нами стал еще более строгим.

( дочь лейб-медика Николая II Е. С. Боткина )

Это маленькое событие имело очень большие последствия. Отец Алексей был арестован домашним арестом и вместе с диаконом подвергнут допросу. На этом допросе они оба держали себя самым растерянным образом, ни один не имея мужества взять на себя это несчастное провозглашение, и сваливали то друг на друга, то на Панкратова, будто бы это им разрешившего. Для охраны отец Алексей стал сразу подозрителен, а в глазах Их Величеств он приобрел славу человека, за них пострадавшего, и тем их очень к себе расположил. Часть свиты тоже восхищалась им, за исключением моего отца, совершенно справедливо находившего, что это была просто неуместная выходка, от которой отец Алексей нисколько не пострадал, т. к. из-под ареста его скоро выпустили, Их же Величествам много повредившая.

Действительно, после этого случая их стали пускать в церковь все реже и реже и, наконец, совсем лишили этого, устроив только маленькую походную церковь в доме. Отца Алексея при Их Величествах сменил отец Владимир Хлынов, и можно глубоко сожалеть о том, что он не занимал этого места с самого начала, так как тогда бы Их Величества не имели случая войти в сношения с Васильевым (о. Алексеем), бывшим одним из виновников их гибели.

Все тексты приведены по изданию «Дневники Николая II и императрицы Александры Федоровны 1917–1918». Изд. ПРОЗАиК, 2012.