Екатерина Гончаренко - Гиль [Из истории низового сопротивления в России]

Пугачев с остатками своей разбитой армии (от 1 до 2 тыс. чел.) в ночь на 17 июля переправился на правый берег Волги у Кокшайска, затем повернул на юг с целью выхода к Дону, жителей которого он надеялся поднять на борьбу.

Особенностью третьего этапа Крестьянской войны, начавшегося после взятия Казани, было усиление стихийности и локальности движения. Большое число местных повстанческих отрядов, которое возникло в это время, действовало, как правило, в пределах своих селений и уездов. Освобождая свои родные места, они считали задачу выполненной.

Многие повстанцы Правобережья вливались в главное войско Пугачева, которое при подходе к Саратову увеличилось до 20000 чел. Но эта армия была уже не та, какой она являлась на первом и втором этапах Крестьянской войны. Отсутствовала большая часть яицких казаков, работные люди и башкиры-конники также остались по ту сторону Волги. Основная масса повстанцев была не обученной военному делу, плохо вооруженной. Оторванность от уральских заводов, снабжавших армию Пугачева пушками и припасами, тоже сказывалась самым отрицательным образом.

А. Болотов, современник этих событий, живший в Москве, записал в своем дневнике: «Заговорили тогда вдруг и заговорили все и въяв о невероятных и великих успехах… Пугачева, а именно, что он… не только разбил все посланные для усмирения его военные отряды, но, собрав превеликую армию…, не только грабил и разорял все и повсюду вешал и… умерщвлял всех дворян и господ, но взял… самую Казань и оттуда прямо будто бы уже шел к Москве… Мы все удостоверены были, что вся… чернь, а особливо все холопство и наши слуги, когда и не въяв, так втайне, сердцами своими были злодею сему преданы, и в сердцах своих вообще все бунтовали и готовы были при малейшей возгоревшейся искре произвести огонь и пламя… Ожидали того ежеминутно мы, на верность и самих наших слуг никак полагаться, а паче всех их и не без основания почитали еще первыми и злейшими нашими врагами, а особливо слыша, как поступали они в низовых… местах со своими господами и как всех их либо сами душили, либо предавали в руки и на казнь… Пугачеву, то того и смотрели и ждали, что при самом отдаленнейшем еще приближении его к Москве вспыхнет в ней пламя бунта и народного мятежа».

Повстанческое войско, быстро разраставшееся, ускользало от карательных отрядов, опережало их. Ужо 23 июля оно заняло Алатырь, еще через четыре дня — Саранск. В Саранске на суд к Пугачеву крепостные крестьяне в течение трех дней приводили своих помещиков — более трехсот дворян по его приговорам были повешены. То же происходило и в других местах.

1 августа Пугачев уже был в Пензе, 6 августа — в Саратове. Занимая по пути города, повстанцы освобождали из тюрем колодников, раздавали бедному населению казенные соль, муку и деньги, овладевали оружием и припасами. Повстанческие отряды, которые нередко насчитывали по несколько тысяч человек, оказывали помощь главному войску, захватывали города и селения, задерживали правительственные войска. Так, города Инсар и Троицк занял отряд крестьянина Евстафьева, который, между прочим, тоже называл себя Петром III. Повстанцы появляются в Воронежской и Московской губерниях. Власти объявляют на осадном положении Рязань и Тамбов. Дворяне в ужасе бегут в Москву, многие погибают от рук повстанцев или попадают к ним в плен.

Действовавшие разрозненно, самостоятельно, эти отряды быстро терпят поражение. Так, с 1 августа по 6 сентября каратели разбили несколько десятков отрядов, причем было убито до 10000 повстанцев, взято более 70 орудий, пленено 9000 чел., освобождено около 13000 дворян.

11 августа повстанческое войско заняло Камышин, а по выходе из него вступило в северо-восточные пределы Войска Донского. К нему присоединялись волжские казаки.

17 августа Пугачев вступил в Дубовку, где в его войско влилось еще 3000 калмыков. А еще через день он одержал победу на реке Мечетной, на полпути к Царицыну, над войском, посланным из этого города. В плен попал Кутейников, а его полк из донских казаков (1100 чел.) полностью встал в ряды восставших. Эти и другие донцы, присоединившиеся позднее, с одной стороны, усилили войско Пугачева, но, с другой — сильно повредили ему: они воспринимали его не как «Петра III», «царя-батюшку», а как своего брата-казака. И это очень повлияло на остальных повстанцев, у которых, по словам И. Творогова, «руки у всех опустились и не знали, за что приняться»; таково было обаяние и огромное значение в глазах повстанцев имени «доброго» царя, которое являлось знаменем восстания. К тому же они сомневались в своих силах и возможностях — со всех сторон против них спешили войска, Михельсон преследовал их по пятам.

Утром 21 августа армия Пугачева начала осаду Царицына. Но, получив известие о приближении корпуса Михельсона, предводитель отвел ее от города. Через четыре дня, 25 августа, повстанцы потерпели окончательное поражение у Сальникова завода к юго-востоку от Царицына. Их войско перестало существовать — 2000 было убито, 6000 попало в плен. Пугачев с небольшой группой переправился на левый берег Волги и направился в те места, где около года тому назад возглавил народную борьбу. Но несколько яицких казаков-изменников, составивших заговор против него, схватили Пугачева и выдали властям, спасая свою жизнь.

Допросы и пытки Пугачева и его сподвижников продолжались в течение двух месяцев — в ноябре и декабре. 10 января 1775 г. в Москве казнили Е. И. Пугачева, А. Перфильева, М. Шигаева, Т. Подурова, В. Торнова. Под страхом жесточайших наказаний власти запретили упоминать даже имя Пугачева, чтобы вытравить из народного сознания память о нем и том деле, за которое он сложил свою голову Река Яик была переименована в Урал, а Яицкое казачество стало именоваться уральским.

Граф Петр Панин в циркуляре от 25 августа 1774 года приказал в тех городах и селениях, жители которых принимали участие в крестьянской войне, всех поддавшихся «мятежу» и в первую очередь руководителей отрядов «казнить смертью отрублением сперва руки и ноги, а потом головы и тела класть на колесы у проезжих дорог…».

25 ноября 1774 года царским палачам удалось схватить героя башкирского народа Салавата Юлаева и его отца. Они были подвергнуты жесточайшему наказанию. Их возили по всем селам и городам, где они действовали, и били кнутом. Затем у обоих раскаленными клещами вырвали ноздри, поставили на лбу и щеках знаки «вор и убийца» и решили отправить их на вечные каторжные работы в балтийский порт Рогервик.

В октябре 1775 года, во время подготовки к отправке Салавата и Юлая в Рогервик, обнаружилось, «что у них ноздри… совсем уже заросли, а у Юлайки ставленные знаки почти не видны». Уфимские правители нашли, что в таком состоянии их в ссылку «отправить не можно», необходимо, чтобы знаки в случае «паче чаяния могущей быть утечки всякому были видны, а не так, как есть теперь». Поэтому было решено повторить наказание «и только потом в Рогервик отправление учинить».