Екатерина Гончаренко - Гиль [Из истории низового сопротивления в России]

К лету 1907 г. пермский вице-губернатор Коптев принимает решительнейшие меры борьбы с партизанским движением: в губернии размещаются 3 пехотных полка, 6 сотен Оренбургского казачьего войска, в каждом уезде формируются отряды полицейских стражников в 80-100 человек (навербованные из ингушей и чеченцев), для охраны железнодорожных мостов создается особый отряд «вольнонаемной стражи» в количестве 200 человек. За поимку Лбова живым или мертвым назначается награда в 5000 руб. В Богословский округ, где находился завод стягивается неимоверное количество войск: две роты солдат, 80 конных ингушей, 3 десятка стражников. Лбовцы покидают этот район, подкрепив свои ряды несколькими местными рабочими.

После ухода из Надеждинского завода группа Лбова раскололась на несколько частей. Одну часть группы, состоявшую в большей части из Надеждинских рабочих, провалил провокатор Дмитрий Худорожков. Вскоре он официально поступил на службу в полицию. В январе 1908 г. Худорожков был застрелен двумя мотовилихинскими рабочими. Еще одним предателем в среде лбовцев стал Михаил Двойнишников («Окунь»). После пьяной ссоры с товарищем, которого он ранил в лицо из револьвера, Двойнишников был изгнан из партизанского отряда в середине июля 1907 г. Будучи вскоре задержан полицией, как активный участник нескольких экспроприаций, он пошел на сделку со следствием.

Провокация, точнее, малодушие рабочего-революционера Василия Михалева, попавшего в лапы полиции и начавшего давать откровенные признания под угрозой пыток, сорвали грандиозный замысел взятия пермскими партизанами столицы губернии в 1907 г. Для взятия Перми были объединены силы 5 боевых дружин (отряд Александра Лбова, отделившаяся от него группа Пишулева, давыдовцы, отряд отца и сына Тихомировых, «Союз активной борьбы» Вячеслава Кругляшева из Екатеринбурга). Но, своевременно узнав о раскрытии своего плана, «лесные братья» были вынуждены от него отказаться.

В Вятке Лбов появился в начале ноября 1907 г., где провел четыре месяца. В Вятке Лбов сменил 2 квартиры, на каждой из них предъявляя новый паспорт. 11 февраля Лбов отправился в Нолинск. Он намеревался пробраться кружным путем на родной Урал и с началом теплого времени года вновь собрать дружину «лесных братьев». Длительная бездеятельность была Лбову настолько невыносима, что, походя в Нолинске, Лбов начал выслеживать местного полицейского надзирателя Сергиева.

«17 февраля, в 6 часов вечера, в г. Нолинске к квартире полицейского надзирателя подошли двое неизвестных и внимательно осмотрели окружающую местность и квартиру надзирателя. Надзиратель, стоявший в это время у окна, заподозрил недоброе, послал стражника в штатской одежде проследить за неизвестными. Было темно и стражник, дойдя за неизвестными до городового, велел последнему их задержать…». Заметив погоню, неизвестные бросились в разные стороны и первый из них, не оказывая сопротивления, был тотчас задержан. Второй же (Лбов) попытался скрыться, отстреливаясь от наседавших стражников, одного из них — Нелюбина смертельно ранил, но был сбит с ног конным стражником, началась свалка, подоспели другие стражники и едва не линчевали Лбова, однако урядник Ширяев сумел их унять.

В ночь с первого на второе мая 1908 г. Лбова под усиленным конвоем драгун вывезли из здания арестантских рот в тюрьму, тюремный квартал около часу ночи оцепили стражники. Казнь произошла в тюремной ограде. Лбова высадили из кареты и подвели к роковому месту. На вопрос священника — не желает ли осужденный перед смертью исповедаться, Лбов ответил отрицательно, заявив, что он чувствует себя правым и исповедываться ему не в чем…

Когда на Лбова хотели надеть саван, он резко произнес: «Уж если давить, — так хотя бы так просто и давили, а то еще какой-то мешок тут!».

Для буржуазии, чиновничества, охранителей российских разномастных режимов и их газетных и академических подпевал, несущих русским крестьянам и рабочим оскотинивание и вырождение, Лбов и его товарищи уже век предстают в виде шайки экспроприаторов, грабителей, разбойников. Мы же вслед за величайшим борцом за будущее трудового народа Михаилом Бакуниным повторим: «Разбой — одна из почетнейших форм русской народной жизни. Он был со времени основания московского государства отчаянным протестом народа против гнусного общественного порядка… Разбойник — это герой, защитник, мститель народный, непримиримый враг государства и всего общественного и гражданского строя… боец на жизнь и на смерть против всей чиновно-дворянской и казенно-поповской цивилизации».

Когда грянет русская революция? Мы этого не знаем. Многие, и я грешный, между прочим, ждали всенародного восстания в 1870 году, а народ не проснулся. Должно ли из этого заключить, что русский народ может обойтись и без революции, что он минует ее? Нет, такое заключение невозможно, было бы бессмысленно. Кто знает безвыходное, просто критическое положение нашего народа в экономическом и политическом отношении, а с другой стороны, решительную неспособность нашего правительства, нашего государства не только изменить, но хоть сколько-нибудь облегчить его положение — неспособность, вытекающую не из того или другого свойства наших правительственных лиц, а из самой сущности нашего государственного строя в особенности и вообще всякого государства, — тот непременно должен прийти к заключению, что русская народная революция неминуема. Она не только отрицательно, она положительно неминуема, потому что в нашем народе, несмотря на все его невежество, исторически выработался идеал, к осуществлению которого он знаемо или незнаемо стремится. Этот идеал — общинное владение землей с полною свободой от всякого государственного притеснения и от всяких поборов. К этому стремился он при Лжедмитриях, при Стеньке Разине, при Пугачеве и стремится теперь непрестанными, но разрозненными и потому всегда укрощаемыми бунтами.

Я указал только на две главные черты народно-русского идеала, отнюдь не имея претензии очертить его вполне несколькими словами. Мало ли что живет еще в интеллектуальных стремлениях русского народа и что выйдет на свет с первой революцией. Теперь мне и этого достаточно для того, чтобы доказать, что наш народ не белый лист бумаги, на котором любое тайное общество может написать что ему угодно, — например, хоть вашу коммунистическую программу У него выработалась, отчасти сознательно, на три четверти, пожалуй, бессознательно, программа своя, которую тайная организация должна узнать, угадать и с которой она обязана будет сообразоваться, если только желает успеха.