Виктор Воронин - Крестный путь Петра Столыпина

Останавливаясь на том, что может побудить Государственную думу отказать правительству в ничтожной, сравнительно с общим нашим бюджетом, сумме в 11 250 000 рублей, надо прийти к логическому выводу, что здесь, как и говорил член Государственной думы Гучков, надо искать мотивов симптоматичного, педагогического свойства. Очевидно, большинство Государственной думы хочет хирургическим образом избавить морское ведомство от одержимой им болезни.

Большинство Думы полагает, что после нанесенного ему удара, после того шока, который ему готовится, Морское министерство станет на новый путь плодотворной работы.

Я думаю, что это не так. Я думаю, что, кроме того реального ущерба, о котором я упоминал, вы нанесете флоту ещё громадный нравственный ущерб. Вы, господа, верите в силу реорганизации учреждения. Несмотря на то, что, независимо от готовящегося вами удара, ведомство это будет реорганизовано, нельзя всё же не признать, что главная сила не в учреждении, а в людях.

Людей, господа, мало во всех учреждениях, мало их и в морском ведомстве, и, может быть, еще меньше потому, что, как указывал член Государственной думы Капустин, лучшие, быть может, силы фронта лежат теперь на дне океана. Но как-никак, а те лица, те новые люди, которые поставлены во главе ответственных частей флота, должны же чувствовать, должны сознавать, какая колоссальная задача возложена на них, какая их тяготит ответственность! И не думаете ли вы, что ваш отказ в кредитах переложит эту ответственность с них на вас?

Вы говорите, господа, что вы отказываете в кредите только на несколько месяцев – но так ли это? Вы ждёте реорганизации ведомства? Реорганизовать ведомство можно в несколько месяцев – но можно ли в тот же короткий срок дождаться результатов реформы? Чем через несколько месяцев может похвалиться перед вами морское ведомство? Работой ли заводов, расстроенных тем, что им не будут даны заказы, личным ли составом, обескураженным неопределённостью своего положения? Нет, господа, я лично уверен, что и через несколько месяцев вы найдёте, что ещё не наступил момент для ассигнования средств на судостроительство.

Господа, ваши нападки, ваши разоблачения сослужили громадную услугу флоту, они принесли и громадную пользу государству; более того, я уверен, что при наличии Государственной думы невозможны уже те злоупотребления, которые были раньше. (Продолжительные рукоплескания.) Господа, я пойду дальше, я скажу, что, быть может, морское ведомство еще не доказало того, что в настоящую минуту возможно доверить ему те сотни миллионов, которые необходимы на выполнение общей программы нового судостроения. Но, господа, не лишайте же морское ведомство возможности доказать вам это, не расстраивайте это ведомство в корне. Ведь, господа, во всех ведомствах есть неустройства.

Нельзя же преграждать учреждениям и людям возможность доказывать желание улучшить положение, нельзя всех поголовно считать «рабами лукавыми».

Да, господа, для «лукавых рабов» нет лучшего разрешения вопроса, чем предлагаемый вами. Ведь они, на основании вашего решения, могут предаться полному ничегонеделанию. (Смех слева.) Ведь, господа, для лукавых рабов ваше решение будет мягкой подушкой для сладкого сна. (Смех слева.) Господа, нельзя наказывать гимназиста, срезавшегося на экзамене, лишением его учебных книг, учебных пособий. (Смех слева; возгласы справа: браво.) А вы делаете нечто подобное с флотом (рукоплескания справа и в центре)… и, может быть, делаете худшее.

Вы хирурги, собравшиеся вокруг одурманенного больного. Больной этот – флот, ошеломлённый вашей критикой. Вы, господа, взяли ланцеты и режете его, потрошите его внутренности, но одна неловкость, одно неосторожное движение, и вы уже будете не оперировать больного, а анатомировать труп. Господа! Я верю, что ваше решение, каково бы оно ни было, будет продиктовано вам велением вашей совести и тем чистым патриотизмом, о котором говорил тут член Государственной думы Пуришкевич, – этим и ничем более. Вы станете выше партийных расчётов, выше фракционной тактики. Не сетуйте, господа, если и правительство высказало вам своё мнение прямо и определённо.

Я уверен, что всякая заминка в деле флота будет для него гибельной, нельзя на полном ходу останавливать или давать задний ход машине – это ведёт к её поломке. Господа, в деле воссоздания нашего морского могущества, нашей морской мощи может быть только один лозунг, один пароль, и этот пароль – «вперёд». (Рукоплескания справа и в центре.)

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА ЗАВЕДУЮЩИХ ЛИЧНОЙ ОХРАНОЙ П. А. СТОЛЫПИНА ПОДПОЛКОВНИКОВ К. К. ДЕКСБАХА И Р. Ю. ПЕРАНГА

2 октября 1912 г.

912 года, октября 2 дня сенатор Н. 3. Шульгин, производящий по Высочайшему повелению предварительное следствие по делу о бывшем товарище министра внутренних дел П. Г. Курлове, отставном статском советнике Веригине, полковнике Спиридовиче и отставном подполковнике Кулябке, обвиняемых в преступных по службе деяниях, допрашивал в гор. С.-Петербурге в качестве свидетелей, с соблюдением требования 443 ст. Уст. угол, суд., нижепоименованных, которые на предложенные вопросы показали: 1) Дексбах, Константин Константинович, 39 лет, православный, подполковник отдельного корпуса жандармов, живу в гор. С.-Петербурге, по Морской улице, в д. 61. С обвиняемыми по настоящему делу ни в каких особых отношениях не состою.

В 1906 году я числился при С.-Петербургском охранном отделении и в июне месяце этого года, по распоряжению начальника означенного отделения генерал-майора Герасимова, был командирован в распоряжение министра внутренних дел, статс-секретаря Столыпина, причём на меня была возложена обязанность заведовать личной охраной министра. Тогда же генералом Герасимовым мне была дана инструкция относительно исполнения этих обязанностей, указания по этому поводу я получал также от бывшего директора Департамента полиции, ныне сенатора, Трусевича, от командира корпуса, генерала Курлова, и от начальника охранного отделения, полковника фон Коттена; вместе с тем, этими же лицами я всегда был осведомляем о тех данных, которыми располагало охранное отделение и которые заключали в себе указания на возможные в отношении статс-секретаря Столыпина покушения со стороны революционеров. Организация мер охраны министра контролировалась как начальником охранного отделения, так и иногда и командиром корпуса генералом Курловым, который в некоторых случаях производил лично поверку постов. Я находился безотлучно при министре и сопровождал его при всех выездах из дому, оставаясь возле него и всё время, пока он находился в каких-либо общественных местах или таких, где была посторонняя публика. Так продолжалось до самого последнего времени с тем лишь изменением, что последние три года, когда министр выезжал в свое имение, находившееся в Ковенской губернии, я его не сопровождал, а обязанности охраны возлагались тогда на других офицеров отдельного корпуса жандармов. Обыкновенно перед поездками в провинцию я получал от П. А. Столыпина непосредственно приказания сопровождать его, но перед последней поездкой в гор. Киев я такого приказания от него не получал, и его сопровождал в этой поездке капитан Есаулов, который ранее в течение целого года состоял при нём, но никаких обязанностей по личной охране министра не исполнял, заведуя исключительно хозяйственною частью, как то, устройством вечеров и раутов, выдачею содержания служащим и т. п., и исполняя разные его поручения. Как мне известно, командировка капитана Есаулова в гор. Киев состоялась вследствие личной просьбы последнего. Были ли на него возложены обязанности личной охраны статс-секретаря Столыпина во время поездки и пребывания его в гор. Киеве, мне неизвестно, я знаю только, что таких обязанностей на капитана Есаулова ранее не возлагалось; с охранною службою он совершенно не был знаком, и я его никогда не посвящал в обстоятельства, относящиеся к организации личной охраны министра. После покушения, совершённого в гор. Киеве 1 сентября 1911 года на статс-секретаря Столыпина, я был вызван в Киев по телеграмме командира корпуса и приехал туда 3 сентября вечером. Петра Аркадьевича я застал ещё в живых и в полном сознании, с ним я не говорил, так как в комнату, где он лежал, кроме некоторых лиц, никого посторонних не допускали, и я видел его только издали из соседнего с его комнатой коридора.