Виктор Воронин - Крестный путь Петра Столыпина

Дарование свободы вероисповедания, молитвы по велениям совести каждого вызвало, конечно, необходимость отменить требование закона о согласии гражданской власти на переход из одного вероисповедания в другое, требование разрешения совершать богослужения, богомоления, сооружать необходимые для этого молитвенные здания. Вместе с тем явилась необходимость определения условий образования и действий религиозных сообществ, определения отношения государства к разным исповеданиям и к свободе совести, причём все эти преобразования не могли получить осуществления вне вопроса о тех преимуществах, которые сохранены основными законами за Православной Церковью.

На правительство, на законодательные учреждения легла, таким образом, обязанность пересмотреть нормы, регулирующие в настоящее время вступление в вероисповедание и выход из него, регулирующие вероисповедную проповедь, регулирующие способ осуществления вероисповедания, наконец, устанавливающие те или другие политические или гражданские ограничения, вытекающие из вероисповедного состояния. Но, вступая в область верования, в область совести, правительство, скажу даже государство, должно действовать крайне бережно, крайне осторожно (это было, пожалуй, основой политики Столыпина в религиозной сфере. – Авт.)… не всегда в этой области чисто гражданские отношения строго отграничены от церковных, и часто они тесно между собою переплетаются. Отсюда возникает вопрос: какое же участие в установлении нового вероисповедного порядка в стране должна принимать церковь господствующая, Православная Церковь?

Я оставлю в стороне инославные, иноверные исповедные вопросы, скажем, вопрос о переходе католика в лютеранство и обратно или о смешанных браках между протестантами, магометанами и евреями, которые допущены и существующими законами. Православная Церковь в этих вопросах не заинтересована, и я думаю, что мало кто в настоящее время будет держаться той точки зрения, в силу которой Святейший правительствующий синод в 30-х годах XVIII века ведал делами католического, лютеранского и даже еврейского духовенства. Но Православная Церковь сильно затронута в тех вопросах, которые касаются отношения государства к православной вере, к Православной Церкви и даже к другим вероучениям, поскольку они соприкасаются с православием, например, в вопросе о смешанных браках. И вот, поскольку можно судить по современной прессе, по доходящим до правительства и до общества партийным политическим откликам, и в настоящее время существует, между прочим, мнение, что все вопросы, связанные с церковью, подлежат самостоятельному единоличному вершительству церкви.

Оговариваюсь, что это не есть мнение, высказанное Святейшим правительствующим синодом, но это мнение, должен сказать, имеет за собою некоторый как бы исторический прецедент. Вспомним, господа, времена патриаршества, вспомним положение патриарха в московский период русского государства, подведомственный ему приказ, суды, темницы. Конечно, внешние признаки патриаршей власти имеют мало отношения к затронутому мною вопросу, они принадлежат скорее к области исторического воспоминания, но, повторяю, всё же существует мнение о том, что церковь должна сама определять свои права, своё положение в государстве. Поэтому мнение это обходить молчанием не приходится.

На чём основано это мнение или, скорее, откуда оно выводится, я скажу дальше. Но ранее этого позвольте мне обратиться к вопросу о том, какое же было отношение государства к церковному законодательству в течение двух последних столетий? Какой в этом отношении сложился порядок со времени учреждения Святейшего синода? После уничтожения патриаршества, после уничтожения поместных соборов к Святейшему правительствующему синоду всецело перешла вся руководственно-соборная власть. С этого времени в вопросах догмата, в вопросах канонических Святейший правительствующий синод действует совершенно автономно. Не стесняется Синод государственной властью и в вопросах церковного законодательства, восходящего непосредственно на одобрение Монарха и касающегося внутреннего управления, внутреннего устроения церкви. К этой области относятся, например, синодальное и консисторское законодательство, законодательство учебное, относящееся до академий, до семинарий, учебных духовных комитетов, касающееся церковных старост и много других еще вопросов.

Но независимо от этого, вполне самостоятельного церковного законодательства Святейший синод со времени его учреждения принимает живое участие также и в общей законодательной жизни страны, связывающей церковь с другими сторонами государственного строя, государственного управления. В этом отношении в большинстве случаев создался такой обиход: если какой-либо законопроект возникал в Святейшем синоде, то последний через обер-прокурора Святейшего синода запрашивал заключение заинтересованных ведомств. Если же законодательная инициатива возникала в том или другом министерстве, то министерство запрашивало со своей стороны заключение обер-прокурора Святейшего синода, но после этого всегда, во всех случаях, после разработки законопроекта, он поступал на государственное утверждение в общем законодательном порядке.

Я не буду приводить в доказательство этого положения много примеров из истории церковно-гражданского законодательства минувшего века, так как она изобилует скорее случаями излишнего и, скажу даже, неправильного вмешательства государственной власти в церковное законодательство (Столыпин был категорическим и принципиальным противником подобного подхода. – Авт.); вспомним, например, случай о перенесении на ревизию в Государственный совет дела о браках в 6-й степени родства, причём мнение Государственного совета получило силу закона. Но я считаю необходимым указать на то, что все законодательные постановления в области взаимодействия господствующей церкви и признанных инославных и иноверных исповеданий всегда проходили в общем законодательном порядке и что провозглашение свободы вероисповедания последовало в порядке Высочайшего указа Правительствующему сенату, основанного на Высочайше одобренных суждениях Комитета министров.

Обращение к прошлому показывает, таким образом, что естественное развитие взаимоотношений церкви и государства повело к полной самостоятельности церкви в вопросах догмата, в вопросах канонических, к нестеснению церкви государством в области церковного законодательства, ведающего церковное устроение и церковное управление, и к оставлению за собой государством полной свободы в деле определения отношений церкви к государству.