Виктор Устинов - Великая Армия, поверженная изменой и предательством [К итогам участия России в 1-й мировой войне]

Войдя в деловые отношения с князем Г. Львовым и другими лидерами земского движения, Верховный главнокомандующий быстро налаживал увеличение производства вооружений и боеприпасов под эгидой губернских и городских земств, куда устремилась народная энергия и предприимчивость русского капитала. Вокруг великого князя Николая Николаевича в Ставке и штабах фронтов стала образовываться сильная и влиятельная группа политиков, банкиров, промышленной буржуазии, деловых людей из дворянства и земств, кровно заинтересованных в победе русского оружия, и за их плечами стояли могучие народные силы, которые они намеревались разбудить и организовать на борьбу с врагом в скором будущем. Здесь, в Ставке, из-за бездействия царского правительства закладывалась и формировалась новая власть, способная поднять на борьбу с врагом, как это делалось во все века, и пахаря, и кузнеца, и городского жителя, и каждого дворянина, и придать войне характер народной войны, в которой могли слиться в едином потоке все силы Российской империи.

Кайзера Вильгельма II и Генеральный штаб немецкой армии выводило из себя все возрастающее искусство Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича по управлению русскими войсками, когда они не только не давали себя окружить и разбить, но нередко на равных сражались с немцами, превосходившими их качеством вооружений, и наносили такие сильные контрудары, что германская армия долго не могла от них оправиться. Весь план кампании немецкой армии на востоке на 1915 год, в котором был заложен разгром русских армий и вывод России из войны, терпел крах, и в окружении императора Германии искали выход из создавшегося тупика.

В поисках выхода в кругах, близких к кайзеру Вильгельму II, родилась идея сменить Верховного главнокомандующего русской армии Николая Николаевича на совершенно не разбирающегося в военном деле царя Николая II. Другие кандидатуры не рассматривались. На физическое уничтожение царя в Берлине и Вене не пошли, хотя пруссаки могли легко это сделать, так как все передвижения царя были хорошо известны германской разведке, и их самолеты нередко сопровождали царские поезда, следовавшие из Ставки в Царское Село и обратно. Боялись, что вместе с царем могут погибнуть граф Фредерикс и другие высокопоставленные особы царя, в помощи и опоре на которых в Берлине очень нуждались. Слабее и беспомощнее Николая в романовской семье не было, и его устранение от престола могло открыть путь к власти малолетнему сыну Алексею, при регентстве родного брата царя Михаила, тоже не блиставшего способностями, но настораживавшего пруссаков своей извечной тягой к дружбе с русской знатью. Это не сулило ничего хорошего. В таких условиях слабость царя становилась его силой и служила до поры до времени безопасной для него кольчугой, оберегавшей его от всех ударов.

В то время, как над великим князем Николаем Николаевичем сгущались тучи, вновь назначенные министры, по совету великого князя, потребовали от премьера Горемыкина провести секретное заседание правительства с обсуждением на нем положения на фронтах и в армии. Первое заседание Совета министров началось с заявления военного министра генерала Поливанова, «что отечество в опасности», о растерянности в штабах фронтов, вызванной катастрофической нехваткой вооружения и боеприпасов, о раздражении в обществе, порожденном постоянными неудачами на фронте, и что в тылу замечены признаки недовольства и революционные лозунги. С острой критикой правительства выступили и другие министры. В ответ председатель правительства Горемыкин и находившийся с ним в дружеских отношениях министр императорского двора граф Фредерикс условились между собой рекомендовать императору самому возглавить воюющую армию. Два высших представителя власти, два тонких интригана устраняли правительство совсем от дел и перекладывали на плечи царя ответственность за все неудачи на фронте и в стране, что отвечало и вожделенным желаниям Берлина. В такой нелегкой и тяжелой обстановке, когда отступала русская армия и когда нужно было поднимать народ на вооруженную борьбу и переводить экономику страны на военные рельсы, как это было сделано в Великобритании и Франции, прусское окружение императора решило усилить масштабы развала романовской империи и путем дворцовых слухов и тонких интриг толкнуло царя к идее самому возглавить армию. Частые поездки в Ставку и в войска понравились самому царю — он любил свободу и безделье, которое она ему давала, а бесчисленные знаки внимания, оказываемые ему солдатской массой, воодушевляли императора и поднимали его значимость в собственных глазах. Его характер и отношение к царскому сану раскрывается в одном его письме, посланному им императрице: «Мой мозг отдыхает здесь, — писал он из Ставки царице, — ни министров, ни хлопотливых вопросов, требующих обдумывания. Я считаю, что это полезно для меня» [289] Переписка Николая и Александры Романовых. 1916–1917 гг. Т. V. М., 1927, с. 217. .

Подталкивал царя к принятию должности Верховного и «старец» Распутин, которому безоговорочно вторила императрица [290] Зинаида Гиппиус. Петербургские дневники. Литература русского зарубежья. Т. I, к. Н. II. М., 1990, с. 240. . Восемь лет общения с венценосной семьей раскрыли наблюдательному и хитрому Распутину все слабые стороны характера царя и царицы, и он знал все оттенки их душевных струн, играя на которых, он показал себя непревзойденным мастером импровизаций и неожиданных ходов. Такую власть над императорской семьей Распутину дал прусский двор во главе с Фредериксом и Бенкендорфом, оградившим царскую семью от всего, что могло надоумить или вразумить их, от общения с другими людьми, и заставившим всех, кто шел к императору или к императрице с какими-либо делами или предложениями, посвящать руководство двора в содержание будущего разговора и никогда не выходить из рамок предписанных рекомендаций. Даже близкие родственники венценосной семьи не могли избежать этой участи — так строг и неписан был этикет общения с царской четой. Вся царская семья безвыездно жила в Царском Селе, в одном из его дворцов, а если император и императрица выезжали на фронт или шли в церковь — их жестко опекали высшие прусские сановники и охрана. В своеобразном заточении находились дети царской семьи. Их дочерям — великой княжне Ольге в 1915 году было 20 лет, великой княжне Татьяне — 18, великой княжне Марии — 16, великой княжне Анастасии — 14 лет, но нам не оставлены свидетельства их учебы в каких-либо столичных гимназиях, и нам ничего не известно о получении ими хоть какого-то домашнего образования. Всему их учила мать, которая и сама жила в вечном страхе за свою и их жизнь. 3 ноября в узком семейном кругу, в отсутствии царя, был отмечен день рождения Ольги, а 12 ноября императрица Александра Федоровна напишет Николаю II загадочные и полные трагического смысла слова о будущем старшей дочери: «Жизнь — загадка, будущее скрыто завесой, и когда я смотрю на нашу большую Ольгу, мое сердце полно волнения, и я себя спрашиваю, какая судьба ей готовится, что ее ожидает?..» [291] Письма императрицы Александры Федоровны к императору Николаю II. Т. I. Берлин, 1922, с. 306. Прусская агентура, на службе которой оказались влиятельные лица министерства императорского двора во главе в Фредериксом и Бенкендорфом, безжалостной рукой держала в заточении всю царскую семью, и делалось это по личному распоряжению кайзера Германии Вильгельм II и принца Прусского Генриха, женатого на старшей сестре царицы Александры Федоровны Ирене, чтобы сломить их волю к сопротивлению и заставить подписать позорный для России сепаратный мир с немцами. В войну венценосные особы и влиятельные политики порой бывают страшнее солдат на поле боя, и для достижения победы они идут на любые преступления.