Дмитрий Дегтев - 1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

«В Петербурге за Московской заставой рабочие энергично взялись за искоренение черной сотни, – сообщали СМИ. – На староречкинском вагоностроительном заводе схватили 2 главарей черной сотни и потребовали от них выдачи значков и списка членов. Те беспрекословно исполнили требование рабочих. 25 мая с утра рабочие завода, взволнованные тем, что в их среде оказались предатели и изменники рабочему делу, стали собираться и горячо обсуждать, как искоренить это зло. Образовалась группа рабочих, которая пошла по мастерским, вызывала по списку черносотенцев и выводила их на двор. Таковых оказалось 18 чел. К 11 часам во дворе завода собрался митинг.

Черносотенцев выстроили на возвышение, облили их красной краской, одному из них дали в руки красный флаг, а остальным текст „Варшавянки“ и заставили их пропеть эту песню. Затем говорили несколько ораторов о черной сотне и о правительстве. После долгих и горячих дебатов, во время которых массовые рабочие высказывались за весьма энергичные действия против черной сотни, постановлено было потребовать немедленного увольнения 3-х организаторов, а относительно остальных поручить комиссии обследовать степень их виновности и сообразно с этим постановить решение.

Была единогласно принята резолюция, приветствовавшая рабочих депутатов Думы за их стойкое поведение в ней.

После этого 3 главных черносотенца были посажены на тачки, обильно политы красной краской и вывезены при пении „Марсельезы“ за ворота.

На труболитейном заводе, быв. Малкиеля, один из черносотенцев сам покаялся „во грехах“. Рабочие стали искать еще черносотенцев и кое-кого нашли среди своих рабочих. 25 мая на заводе собрался митинг. На позорной трибуне были выставлены оба черносотенца. Затем обсуждался вопрос, как с ними поступить. Предполагалось вымазать их не красной краской, а смолой, так как черный цвет больше к ним подходит. Черносотенцы чистосердечно каялись, говорили, что попали в „союз русского народа“ по темноте своей, что давно уже от него отреклись, умоляли рабочих простить их прегрешения и т. д. Ввиду этого рабочие постановили простить их, но предупредить, что при малейшем замечании в черносотенной деятельности те будут соответствующим образом наказаны».

В конце мая новость, пришедшая с западных границ империи, потрясла общественность до глубины души, а ее ужасающие подробности, опубликованные в СМИ, превзошли самые страшные кошмары.

Все началось с загадочного убийства белостокского полицмейстера Деркачева, произошедшего 28 мая. При этом последний хорошо относился к евреям, которых в городе жило очень много. Тем не менее местный пристав Шереметов тут же пустил слух, будто Деркачев был умерщвлен евреями, и он же предупредил общину, что не далее как 1-го числа начнутся погромы. Напрасно еврейская депутация тотчас обращалась за помощью к местному губернатору Кистеру. Тот лишь пообещал ходокам, что «ничего не будет», но мер никаких не принял…

Дни 30–31 мая в Белостоке прошли спокойно, но в напряжении. Однако вечером 1 июня над центром города внезапно взвилась армейская сигнальная ракета. Как потом оказалось, это был сигнал к началу «операции». Через считаные минуты на улицы высыпала толпа громил. Первым делом они ворвались в оружейно-железную лавку, запаслись там огнестрельным и холодным оружием, а потом ринулись на центральную улицу. Часть громил взяла под контроль вокзал и выезды из города, устроив там импровизированные блокпосты. Одновременно с этим были атакованы принадлежащие евреям фабрики и заводы. И все это происходило несмотря на то, что в небольшом городе дислоцировалось сразу шесть полков солдат (11-й харьковский, 12-й мариупольский, 9-й мариупольский драгунский, а также казанский, владимирский, углицкий полки), в том числе артиллерия и конные стражники, собранные со всего уезда.

Впрочем, в этом не было ничего удивительного, ибо, как потом выяснилось, армия принимала в погроме самое непосредственное участие!

Белостокский корреспондент «Биржевых ведомостей» телеграфировал: «Все рассказы и показания свидетелей и очевидцев ужасны и свидетельствуют о том, что погром был несомненно подготовлен и спровоцирован… Вокзал наполнен войсками. Все выходы и входы заняты солдатами с ружьями наперевес, преграждающими путь всякому, кто пытается пройти без особого пропуска, выдаваемого комендантом… На станции не имеется ни одного извозчика, вся жизнь в городе замерла, и ни один извозчик, большинство из которых евреи, не решается выехать, боясь быть застреленным. Страшная картина погрома открылась тотчас по въезде в черту города: заколоченные поломанными досками окна одних домов, зияющие дыры вместо дверей и окон других – свидетельствовали о происходивших ужасах. Почти на всех уцелевших домах либо выставлены иконы, либо начерчены мелом кресты. Все магазины на главной улице Липовой разгромлены, многие из них были, очевидно, подожжены. На одном пепелище, возле богатого очевидно раньше магазина, бродят старик и молодая еврейка. Они ищут в пепле и мусоре остатки их былого богатства».

Госдума тотчас приняла решение послать в Белосток комиссию из депутатов. Началось первое в истории России настоящее парламентское расследование! «Посылка депутатов для расследования погрома и указания виновников кровопролития произвела чрезвычайно сильное впечатление в правящих верхах, не признающих за Думой таких прерогатив, – писала газета „Русское слово“. – По этому поводу происходила 3 июня продолжительная беседа министра внутренних дел Столыпина с Горемыкиным, в результате которой Гродненскому губернатору Баску, находящемуся сейчас в Белостоке, посланы секретные инструкции. По одной версии, думским депутатам будет оказано противодействие со стороны военного генерал-губернатора Белостока, в действия которого министерство не будет вмешиваться. По другой версии, депутатам будет разрешено пребывание в Белостоке без прав, однако, допроса начальствующих лиц, и, главным образом, командиров воинских частей».

Подробности массовой расправы, получившие широкую огласку благодаря журналистам и вскоре прибывшим депутатам, просто шокировали.

«Я живу на окраине города, – рассказывал парламентариям тяжелораненый кузнец Неважский. – Узнав, что происходит погром, я с братом хотел пройти в город полем, но в поле на нас напали хулиганы, брата убили, у меня сломаны: рука, нога, проломлена голова, в боку две колотые раны. Обессиленный потерей крови, я лежал в поле, ко мне подошел солдат и сказал: „А, ты жив еще. Хочешь, я тебя штыком приколю?“ Мне удалось умолить солдата оставить меня в живых. Проходившие мимо громилы также не тронули меня, заметив, что не стоит добивать, все равно умрет, пускай дольше помучается. Наконец, меня подобрали и на телеге с двумя трупами повезли в больницу».