Эрнст Бааш - К истории экономического развитие Голландии в XVI-XVIII веках

Как следствие больших затруднений в плавании голландских судов по морю сильно развилось судоходство по Рейну. В 1794–1797 гг., когда в результате запрещения движения судов по Рейну выше Майнца товары в большом количестве стекались к Нижнему Рейну, широко развернула свою деятельность Дуисбургская компания регулярного судоходства. Правильные грузовые рейсы велись тогда до Арнема или до Вагенингена, где товары перегружались на голландские суда для дальнейшей перевозки в Амстердам, Дордрехт и Роттердам; такие перевозки совершались в «почтовом порядке». В противоположность прямому сообщению мелких судов с Амстердамом по «Каналу» (Vaart) и с Утрехтом по Вехту, где разрешалась нагрузка судов в пределах от 30 до 60 ластов, арнемские рейсы обладали тем преимуществом, что здесь могли плавать суда с грузом до 140 ластов. Сильный наплыв товаров в конце столетия привел к организации нескольких новых линий регулярного судоходства. Такая линия была открыта в (1797 г. между Амстердамом и Мюльгеймом; в 1798 г. открылась новая линия из Дюссельдорфа в Дордрехт, занявшая прочное положение, невзирая ни на какие меры противодействия со стороны Дуйсбурга. Дюссельдорф установил даже прямое сообщение с Амстердамом {1221} .

В результате передвижения в 1798 г. французской таможенной линии до самого Рейна и подчинения Батавской республики французскому влиянию, многое изменилось и в торговых сношениях и в сообщении между областью в дельте Рейна и немецким Нижним Рейном. Прежде всего, установившиеся с конца XVII столетия кёльнские рейсы вынуждены были отступить перед дюссельдорфскими. В 1799 г. Кёльну пришлось допустить увеличение голландцами фрахтовых ставок на 9%, от чего Дюссельдорф был избавлен {1222} . Зато Кёльн добился в переговорах с Батавской республикой восстановления прежнего тарифа 1772 г. С 1800 г. установилась линия товарного движения между Кёльном и Роттердамом, в 1802 г. — между Кёльном и Амстердамом. Установление фрахтовых ставок оставлялось, однако, главным образом на усмотрение голландцев; кёльнцы участвовали в этом лишь для видимости {1223} . [403]Но торговля с Нидерландами страдала от чинимых таможнями затруднений и от резкого разрыва между обоими берегами Рейна вследствие таможенных заграждений {1224} . Лучше, как будто, было положение рейнского судоходства в бельгийском направлении {1225} .

Уже давно не наблюдалось такого беспорядка в движения судов на Нижнем Рейне. Виноваты в этом были отчасти и условия, сложившиеся в Нидерландах. Мореходные гильдии отдельных нидерландских городов жестоко враждовали между собой. Утрехт спорил с Амстердамом, Дордрехт воевал с Роттердамом, дордрехтцы жаловались, что, состоя в компании регулярного судоходства, они тем не менее совсем лишены права плавания в Роттердам и вынуждены перегружать товары в Дордрехте ради выгод так называемых «моряков-арестантов», тогда как роттердамские суда проходят свободно. Когда Кёльн заступился за дордрехтцев, Роттердам отказал ему в удовлетворении его просьбы; вмешиваться во внутренние дела нидерландского судоходства рейнским жителям не полагалось.

На пороге XIX в. нидерландская торговля получила хаотический характер в итоге столкновений между требованиями старого стапельного права рейнских городов и произволом французской таможенной системы, а также в итоге сильного упадка нидерландского внутреннего судоходства. Мало что изменилось и позже, когда все эти области были подчинены французскому господству. Правда, заключенной в 1804 г. конвенцией об исключительном праве плавания по Рейну управление рейнским судоходством было централизовано, а в 1811 г. к этой конвенции присоединилась и Голландия; но в бурных событиях того времени эта, разумная сама по себе, конвенция принесла мало пользы {1226} . В этот момент произошло событие, которое при других условиях наверное имело бы для Северных Нидерландов гораздо большее значение. При оккупации Нидерландов в 1795 г. французы сняли блокаду Шельды. После двухсотлетнего отрыва от моря Антверпен получил, наконец, свободный доступ к нему. Это давно уже угрожало Нидерландам. Император Иосиф II с самого своего вступления в управление австрийскими наследственными землями добивался, в противоречии с ясными положениями Вестфальского мирного договора, освобождения Шельды. Еще в 1783 и в 1784 гг. у него возник из-за этого конфликт с Нидерландами, который едва не привел к войне; избежать ее удалось только благодаря посредничеству Франции {1227} . Но хотя в тот раз честолюбивому монарху пришлось отступить перед «дерзкими сыроторговцами» {1228} , Нидерланды, и в частности Амстердам, никогда не покидала тревога, как бы такое событие рано или поздно не совершилось.

Конечно, после перехода по Утрехтскому миру Южных Нидерландов к Австрии значение Антверпена упало благодаря расцвету Остенде под мощным покровительством австрийского иравительства. Первоначальные попытки Остенде завязать сношения широкого масштаба с заокеанскими странами разбились о сопротивление Нидерландов и Англии {1229} , но во второй половине XVIII в. и особенно во' время американской войны за независимость значение Остенде снова сильно выросло {1230} . [404]И когда в 1795 г. освобождение Шельды, которого так долго боялись, стало свершившимся фактом [405], его последствия оказались не такими потрясающими для задетых им в первую очередь Амстердама и Роттердама, так как оно совпало с полным падением судоходства и торговых сношений Нидерландов, и Антверпен был, таким образом, лишен возможности воспользоваться в полной мере полученной свободой [406]. Кроме того, антверпенские купцы с течением времени совершенно утратили свою прежнюю предприимчивость. Прежде всего еще надо было превратить Антверпен в большой торговый центр. Недоставало также и капитала [407].

Однако нельзя было не признать того факта, что с этих пор Амстердаму и Роттердаму придется считаться с конкуренцией Антверпена и с возможностью значительного усиления ее в ближайшее время. Компенсации за открытие Шельды, которую Голландия ожидала от Франции, она, конечно, не получила {1231} .

С освобождением Шельды и с оккупацией Нидерландов французами в 1795 г. (и до падения Наполеона) для Голландии начался период беспрерывных страданий, богатый попытками, проектами и планами введения новой хозяйственной политики, но бедный результатами; даже те из этих проектов, которые заслуживают быть отмеченными, были большей частью недоносками.

Часто менявшиеся правительства Батавской республики, конечно, понимали, в каком жалком состоянии она находилась; они строили планы упрощения администрации, налогового обложения, финансов. Торговле и промышленности они мало чем могли помочь, так как те находились в полной зависимости от политических условий. Надежда Батавской республики, что в происходящих столкновениях ей будет гарантирован нейтралитет, не оправдалась ни в какой мере {1232} . Для Бонапарта Нидерланды были ценным орудием в борьбе с Англией. В 1799 г. еще подумывали о заключении договора о торговле и судоходстве между Францией и Батавской республикой {1233} , [408]но из этого ничего не вышло. Это было, впрочем, вполне понятно при существовавшем соотношении сил между обеими странами. Тесная связь с Францией нисколько не обеспечила Голландии равноправия с ней в торгово-политическом отношении. В то время как, невзирая ни на какие запрещения, рейсы между Англией и Францией в 1800 г. участились [409], голландские купцы были вынуждены безусловно подчиняться этим запрещениям. Франция обеспечивала себя английскими колониальными товарами также через Гамбург, голландские же купцы должны были молча наблюдать, как Англия присваивала себе монополию в этой торговле {1234} . С другой стороны, никакими запрещениями нельзя было совершенно прекратить экспорт из Голландии в Англию. Осенью 1800 г. туда были отправлены большие партии сыра и масла, так что цены на эти продукты в Голландии сразу подскочили. Это обратило на себя внимание французских властей, и Бонапарт издал строгий приказ с запрещением такого вывоза {1235} . [410]Приказ соблюдался с тем большей строгостью, что Бонапарт был тогда сильно раздосадован голландцами и особенно Амстердамом, потому что последний отказал ему в столь необходимых ему денежных средствах {1236} . Амстердам занялся также ввозом английского сукна, допущенным в 1801 г. временно и продленным по ходатайству Амстердама в начале 1802 г., ибо без такого ввоза голландцы оказывались вынужденными одеваться в дорогостоящие местные материалы более низкого качества {1237} . Это происходило во время Аюневильского мира (9 февраля 1801 г.), когда усилилась надежда на установление всеобщего мира. После Амьенского мира (25 марта 1802 г.) для Нидерландов наступили как будто лучшие дни: купцы надеялись, что их жертвы были принесены не напрасно; все готовились к новым предприятии; положение с кредитом улучшалось; в Амстердаме ожидали впереди начала нового расцвета {1238} . В 1802 г. в голландские порты снова вошло 4 тыс. судов. Пробудились даже старые противоречия между торговлей и промышленностью; суконная промышленность настаивала на соблюдении запрещений на ввоз иностранных суконных изделий, приморские же города требовали, напротив, расширения свободы торговли. К сожалению, всем связанным с мирными договорами надеждам и планам суждено было вскоре рассеяться. Временно, в некоторых направлениях, торговые сношения еще значительно увеличились, например в 1804 г. между Голландией и Северной Америкой {1239} ; но такая благоприятная конъюнктура оказывалась всегда скоропреходящей.