Николай Стариков - История большевиков в документах царской охранки

Большевики отстаивают строгую независимость социал-демократии во всей ее политике от других классов и партий, большевики считают, что российская демократическая революция, доныне еще не завершенная, может быть доведена до конца и дать наибольшие выгоды для пролетариата и для развития страны лишь в том случае, если руководство всей революционной борьбой народа будет находиться в руках рабочего класса и соц. — демократии. Исходя из этого, большевики находят, что впредь до завершения революции все легальные и полулегальные пути борьбы, в том числе и участие в Гос. Думах, пути, на которых возможность руководящей роли для пролетариата ограничена и стеснена внешними, не от него зависящими условиями, не могут иметь самостоятельного и решающего значения, но подчиненное в ряду иных средств, а именно: они должны служить лишь для собирания и подготовки сил к открыто революционной, непосредственно массовой борьбе.

Теперь посмотрим, товарищи, что сделал с этими идеями «Большевистский центр». По мере того как сгущались сумерки реакции, «Пролетарий» все больше и больше проникался мыслью, что действительное и лучшее средство рассеять их — это наладить агитацию в стенах Таврического Дворца. Затем постепенно сюда присоединилась столь же преувеличенная оценка других «легальных возможностей», пока наконец они не стали в глазах «Большевист. Центра» и его сторонников почти единственной точкой приложения пролетарских сил. Правда, нелегальная партия прямо не отрицалась, и на страницах «Пролетария» велась даже резкая полемика против «ликвидаторских» стремлений меньшевизма. Но это были только слова: на деле насущнейшие вопросы организации, пропаганды, агитации, столь бесконечно важные для практической революционной работы, уходили куда-то вдаль, исчезали в море рассуждений, исходною точкой которых был кулак русского полицейского, а венцом — третья Дума. «Как нам стать мощной нелегальной партией вопреки осадной конституции?» — таков был вопрос, задаваемый революционными с.-д. их идейным руководителям. Сумейте приспособить себя самих к ней, всю свою работу и свою партию — к ее возможностям — таков был ответ теоретиков БЦ. Они фактически хоронили нелегальную партию и в то же время утверждали, что отстаивают ее интересы. Происходил несомненный подмен всех тактических взглядов большевизма: задачи революционной борьбы вытеснялись «легальными возможностями», а затем было отброшено и старое революционное понимание партийной организации. «Пролетарий» стал открыто добиваться того, чтобы партийным элементам легальных союзов было предоставлено участие в решении партийных дел; в № 50 был предложен проект обновления партии при помощи такой конференции, на которую были бы приглашены также представители групп, ушедших под гнетом реакций из партийных организаций, но не отказывающихся вновь связаться с ними, — ухудшенное издание меньшевистского рабочего союза.

Официальные руководители по всей линии отрекались от большевистских традиций. Но сделали ли они хоть малейшую попытку узнать мнение всей фракции и сказать ей ясно и прямо, что ей нет больше смысла существовать? На это дает красноречивый ответ отношение БЦ к большевистской конференции. В то время как русские организации неоднократно и категорически требовали созыва большевистской конференции, БЦ употребил все усилия, чтобы ее не допустить. Эти усилия не могли не увенчаться успехом по той простой причине, что все материальные средства были в его руках. С другой стороны, до самой последней минуты БЦ отстаивал в «Пролетарии» формальное существование фракции, в которую больше не верил, которую готовился распустить. Таким образом, фракции не давали возможности определить свои идейные позиции, а возникавшие в ней подозрения старались успокоить посредством словесных громов против тех самых меньшевиков, с которыми тогда уже велись за кулисами практические переговоры. Фальсифицировались многие организации, и дело доходило даже до фальсификации документов, уже разоблачавшейся в партийной печати.

Это не было простое изменение взглядов. Это был совершенно сознательный обман, направленный против всего большевистского течения в его целом, из всех видов политиканства наиболее позорный, ибо наиболее трусливый. Он отравлял мысль фракции, так как сознательно перемешивал все карты; он отравлял ее волю, так как, намеренно искажая положение вещей, не позволял фракции предпринять ни одного решительного шага как раз тогда, когда это было всего более необходимо. Мы напомним товарищам, каково было положение вещей накануне того «объединения», которое так скоро обнаружило свою призрачность. БЦ, изменившийся в своем составе — большинство его сумело избавиться от «неудобных членов», отказавшихся покинуть позицию большевизма, — совершенно отрезанный от России, стал, по существу, тайным кружком бывших большевиков и окончательно перестал считаться с мнениями и настроениями русских организаций. Их попытки повлиять на его решения встречали то простую канцелярскую отписку, то прямую насмешку. Поскольку же ему надо было воздействовать на общественное мнение партии, он старался делать это путем денежкой зависимости, в которую он ставил как отдельных членов партии, так и целые организации, большевистские и не только большевистские. За последние два года не дано было организациям ни одного денежного отчета, истрачены были сотни тысяч. Попытки некоторых организаций установить постоянный контроль над принадлежащими им суммами встретили со стороны БЦ энергичный отпор и потерпели полное крушение. Таким образом, и в идейном, и в материальном, и в организационном смысле БЦ стал бесконтрольным вершителем большевистских дел, поскольку они зависели от заграницы. Другой отличительной чертой БЦ была его глубокая бездеятельность. Располагая огромными денежными средствами, он за все время своего заграничного существования не выпустил ни одной пропагандистской или агитационной брошюры, ни одного листка или прокламации; даже доставка «Пролетария» была организована до последней степени плохо. О других, не литературных, предприятиях и говорить не приходится: поскольку инициатива их исходила от БЦ (группа соц. — дем. думской фракции), они не выходили из области благих пожеланий; поскольку они осуществлялись отдельными группами (партийная школа), они встречали с его стороны ожесточенную борьбу, отлучение, угрозы. БЦ выходил из своего оцепенения только тогда, когда ему нужно было кого-нибудь исключить, кому-нибудь зажать рот, разрушить или по крайней мере опорочить какое-либо начатое партийное дело. Боязнь потерять свое безответственное положение была движущей пружиной всей его деятельности. Итак, чем был БЦ к моменту «объединительного» постановления ЦК?